Не знаю, что случится с нами дальше, но вас от церкви точно отлучат!
Нынешнюю ЗФБ я традиционно отыграла за Конгрегацию. Не скажу, что креатива было особенно много, но отметилась я внезапно почти на всех левелах (кроме чисто визуальных).
В этом посте - тексты, драббл с низкого и миди с высокого рейтинга.
Название: Шаг в прошлое
Бета: Innokentius
Размер: драббл, 856 слов
Пейринг/Персонажи: Бруно Хоффмайер, упоминаются Курт Гессе, Каспар, отец Бенедикт
Категория: джен
Жанр: пропущенная сцена
Рейтинг: PG
Краткое содержание: каждый из нас порой оглядывается назад
Предупреждение: спойлер к "Тьме века сего"
Размещение: только после деанона, со ссылкой на автора
читать дальшеВ последние недели он не раз возвращался мыслями к тому, с чего все это началось. С того злосчастного глиняного кувшина? Или с того, что в захудалый трактир захудалой деревеньки однажды вошел мальчишка-инквизитор? Или с того, что когда-то, совсем уж давно, один студент без памяти влюбился в крестьянку, и вся его жизнь полетела кувырком? Вряд ли можно найти однозначный ответ. Но, положа руку на сердце, разве жалеет он хоть об одном из прожитых дней? Нет. Даже о том, двадцати с лишним лет давности дне, когда он, бунтарь и свободолюбец, как ему тогда казалось, — а на деле просто молодой дурак — наслушался речей одного чрезвычайно дружелюбного пивовара и едва не угодил в лапы дьяволу. Прошло много времени, прежде чем он понял: это было испытанием Господним, уготованным специально для него. Если бы он не выдержал, кто знает, где был бы сейчас. Уж точно не здесь. Вероятнее всего, давно сгнил бы в земле или обратился в пепел.
Он помнил, как тяжко, невыносимо ему было в те первые месяцы, как мучительно он пытался сохранить себя, свои убеждения, как непримиримо спорил с собственной гордостью, уязвленной тем, что он фактически оказался привязан к человеку, которого едва не погубил. И факт того, что оный человек также не испытывал от его присутствия никакой радости, его ничуть не успокаивал. Не раз за эти годы он задумывался о том, для чего Господу было угодно положить начало их дружбе именно таким образом? Для чего он провел их через взаимную неприязнь, почти ненависть, отравленную взаимным же спасением жизни, через недоверие друг к другу, через взаимное унижение от того, что каждый из них помнит и будет помнить до конца дней о произошедшем в Таннендорфе. Для того ли, чтобы вся эта мешанина чувств, перекипев, как варево в котле, изменила их обоих? И если старый священник, буквально навязавший их друг другу, мог предвидеть все это еще тогда, то он воистину был великим знатоком человеческих душ.
Впрочем, даже тогда, когда он примирился со своей участью, когда смог увидеть, понять и принять дело Конгрегации как свое, он не помыслил бы не только о дне сегодняшнем, но и о том, что когда-нибудь окажется среди тех, кто этим делом управляет. Его фантазии и самолюбия хватало только на вечного «помощника следователя», и, кажется, самого следователя это вполне устраивало. Но отец Бенедикт, упокой, Господи, его душу, и Совет решили иначе, и он подчинился этому решению, несмотря на все сомнения, одолевающие его, и все подначки теперь уже бывшего начальства.
Иногда ему казалось, что он потерял право распоряжаться собой где-то в лесах Таннендорфа, но это были минуты слабости, которую он преодолевал молитвой. Если Господь ведет его по этому пути, кто он, чтобы сомневаться в Его воле?
Поначалу он частенько сожалел о прежних днях, когда мотался с Куртом по всей Германии, ловя то малефиков, то ведьм, то оборотней; это казалось ему более подходящим для него делом, чем опекать и наставлять сотню-другую подростков, зачастую не избалованных судьбой. Но, как вслед за инструктором зондеров любил повторять бывший напарник, должен — значит, можешь.
Постигнуть науку управления академией св. Макария было не сложно. Сложнее — привыкнуть, что теперь за принимаемые им решения отвечал не только он сам, но и множество других служителей Конгрегации. Сложнее было научиться относиться как к равным к остальным членам Совета, приказам которых еще вчера обязан был подчиняться. Поначалу он находился в постоянном напряжении: оправдать доверие, не сделать глупость, не ошибиться, не показаться беспомощным… С иронией он думал, что, вероятно, так же мог чувствовать себя и Курт, входя в трактир Карла в тот памятный день.
Вспоминая годы, проведенные в кресле ректора академии, он усмехнулся: опять старый Бенедикт оказался прав — не таким уж плохим он вышел ректором, академия под его рукой процветала, выпускники ее пользовались в народе доброй репутацией, и число их все прибавлялось, хоть после бамбергского случая и пришлось перешерстить всех — бывших и только будущих, а контроль при приеме новичков в академию ужесточился. Очевидно, Высшее Начальство решило, что на этой службе он добился всего, чего мог, и в очередной раз приготовило ему испытание. Нельзя сказать, чтобы оно оказалось совсем уж неожиданным, но все же на такой исход дела Совет всецело не рассчитывал. Но было бы неправдой сказать, что исход этот не стал для Конгрегации да и для всей Империи более чем благоприятным.
Он усмехнулся снова: скажи кому, что бывший почти еретик… а если бы тогда он не стал сообщником Каспара, не подставил Курта, не вытащил его потом из горящего замка, не стал в прямом смысле собственностью Конгрегации? Вероятно, его пути с Куртом разошлись бы там же, в Таннендорфе, ведь он и правда не питал тогда большой любви к Конгрегации в частности и к матери нашей Церкви вообще… Пожалуй, Гессе посмеется, когда узнает, и получит еще один повод для своих острот.
Он потянулся к перу и бумаге. Неспешно выводя буквы своим ровным книжным почерком, он жалел только об одном: что не сможет увидеть физиономию Курта, когда тот прочтет его письмо. Но в том, что при этом скажет пока еще особо уполномоченный следователь, а в недалеком будущем — Великий Инквизитор Конгрегации по делам веры Священной Римской Империи Курт Игнациус Гессе, Его Святейшество Папа Бруно Первый, бывший студент, смутьян и без пяти минут еретик, нисколько не сомневался.
Название: По делам их
Бета: aikr, dariana, sevasta
Размер: миди, 9430 слов
Пейринг/Персонажи: Курт Гессе, ОМП и ОЖП в количестве
Категория: джен, упоминается гет
Жанр: драма
Рейтинг: R
Предупреждения: смерти второстепенных персонажей
Краткое содержание: очередное расследование Курта Гессе, которое напоминает ему его первое дело
Примечание: таймлайн после "Утверждения правды"
Размещение: только после деанона, с разрешения автора
читать дальшеФельдрок набух от дождя и весил, казалось, добрую сотню фунтов. Перчатки тоже намокли и теперь противно холодили руки, а в рукава стекали струйки воды. Капюшон не спасал, и даже несмотря на то, что голову приходилось почти все время держать склоненной, лишь изредка взглядывая на дорогу, дождь все равно заливал лицо. Впрочем, от дороги осталось одно только название: непрерывные двухнедельные ливни превратили ее, и так не особенно торную, в настоящее болото, в котором кобыла вязла почти по колено, и двигаться иначе, чем шагом, не было никакой возможности.
Курт мысленно ругнулся и в который раз вопросил Высшее Начальство, за какие его тяжкие грехи ему вечно выпадает пускаться в путь в непогоду. Вот и сейчас он потратил целую неделю, чтобы добраться до очередного медвежьего угла, откуда пришел запрос на инквизитора, и не был уверен, что доедет до места сегодня. Почему начальство рангом пониже решило отрядить для этого расследования майстера Гессе, а не кого-то из ближайшего городского отделения, Курт не особенно интересовался, просто выслушал нужную информацию, забрал бумагу с запросом, оседлал лошадь и выехал на место.
Работать одному все еще было немного непривычно — бывшего помощника после столь стремительного карьерного взлета ныне одолевали совсем другие заботы. От предложений выбрать себе напарника из выпускников-макаритов Курт отказывался, ибо помнил слишком хорошо, каким неопытным желторотиком был когда-то сам, несмотря на свой cum eximia laude, и теперь не горел желанием нянчиться с новичком.
Лошадь под ним дернулась и, кажется, попыталась ускориться. Почуяла близкое жилье? До места назначения, коим был замок местного барона, Георга фон Роха, по подсчетам Курта, оставалось не меньше дня пути. Должно быть, постоялый двор. Курт вскинул голову и попытался разглядеть хоть что-то сквозь струи дождя; ему показалось, что вдалеке он и правда увидел какую-то темную массу, сходную очертаниями с домом. Воодушевленный близостью еды, тепла и крепких стен, дающих защиту от разверзшихся хлябей небесных, он выпрямился в седле и покрепче сжал поводья; понукать лошадь не требовалось.
Ожидания его были оправданы в полной мере: вскоре он ясно смог разглядеть большое деревянное строение, оказавшееся ничем иным, как придорожным трактиром. В такую погоду постояльцев в нем не сыскалось вовсе, и потому хозяин оказал Курту более чем радушный прием. Правда, Курт все же заметил мелькнувший в глазах хозяина страх при виде Signum’а, но ужин ему подали вполне сносный и комнату отвели едва ли не лучшую. Вознеся краткую молитву о прекращении дождя, Курт завалился в кровать и тотчас уснул.
То ли молитва его возымела действие, то ли в небесной канцелярии решили, что племя человеческое еще недостаточно нагрешило для второго Потопа, только наутро дождь и вправду закончился, но воздух по-прежнему был влажным и холодным, так что особенно обольщаться не стоило. Спросив у хозяина трактира, долго ли ему еще ехать до владений фон Роха и получив ответ, что посуху-то к закату всенепременно добрался бы, а теперича, значит, не раньше ночи поспеет, Курт отправился дальше.
Настроение у него, несмотря на прекратившийся дождь, было пасмурное. С некоторых пор баронские замки, запрятанные в глухомани, вызывали у него крайне мрачные ассоциации, а сейчас он направлялся именно в такой замок. Оставалось надеяться, что история с Курценхальмом не может повториться. Впрочем, отличия все же были: на сей раз инквизитор ехал не по opera anonyma; владетельный барон фон Рох сам отправил запрос в канцелярию и требовал следователя как можно скорее. Один за другим в течение года погибли два брата барона, и он заподозрил в этом злое колдовство. Курт в очередной раз припомнил содержание письма: погибшие Ульрих фон Рох и Михаэль фон Рох, тридцати шести и тридцати двух лет соответственно, свидетелей нет, прямых доказательств, что смерть наступила в результате maleficia, тоже нет; вернее, таких доказательств не нашел барон, но это не помешало ему забить тревогу. Посему он и запросил помощи инквизиции в расследовании гибели его братьев. Может статься, что никакого колдовства и не было, а причиной смерти стал несчастный случай или, что, как подозревал Курт, ближе к истине, кто-то возымел зуб на семью барона, и братья его оказались жертвами обычного убийцы. И если так, то у оставшегося фон Роха есть все причины для опасений за свою жизнь, ergo следователю первого ранга Курту Гессе будет над чем поработать.
После полудня дождь пошел снова, но не такой сильный, как накануне, впрочем, дорога стать хуже просто не могла, так что Курт все же планировал добраться к ночи, как и обещал трактирщик, до замка фон Роха. В сумерках пришлось передвигаться еще медленнее, так что когда он понял, что почти прибыл на место, было уже совсем темно. Рва с водой вокруг замка не наблюдалось, должно быть, его давно засыпали, а ворота предсказуемо оказались закрыты.
— Кого дьявол носит по ночам? — спросил откуда-то сверху раздраженный мужской голос, когда Курт от души постучал в ворота. Задрав голову, Курт увидел физиономию стражника, выглядывавшего из надвратной башенки и силящегося разглядеть незваного гостя в свете факела.
— Святая Инквизиция, открывайте. — Курт вытащил из-за пазухи Signum и приподнял повыше, чтобы стражник мог рассмотреть.
Физиономия исчезла, за воротами возник какой-то шум, Курт различил несколько голосов, и через пару минут открылась неприметная калитка. Во дворе его встретил пяток вооруженных солдат, Курт хмыкнул. Один из вояк, очевидно, командующий остальными, заговорил с ним.
— Не сочтите за дерзость, майстер инквизитор, но нельзя ли взглянуть на ваш Знак еще раз?
Молча Курт указал на Знак, оставшийся висеть поверх фельдрока; вояке, чтобы его рассмотреть, пришлось наклониться — ростом он превосходил легенду Конгрегации на целую голову.
— Как я могу быть уверен, что знак подлинный? — капитан стражи — или кто он там был — не торопился доверять чужаку.
— Много вам встречалось тех, кто рискнул бы подделать Знак Конгрегации? — холодно спросил Курт. И добавил, правильно оценив ответное молчание: — Вот и мне нет. Думаю, ты догадываешься, что будет с тем, кто рискнет.
— Ступайте за мной, майстер… — угрюмо проговорил капитан, забирая факел у одного из солдат.
— …Гессе, — закончил за него Курт и успел заметить, как дернулась спина его провожатого.
Из внешнего двора капитан вывел Курта во внутренний через еще одни ворота, на сей раз уже открытые, и Курт в свете факела успел разглядеть массивную башню донжона.
Пока шли по коридорам замка, никто не проронил ни слова. Наконец капитан привел майстера инквизитора в довольно большой, видимо, главный зал и оставил одного, сообщив, что доложит господину о прибытии служителя инквизиции. Судя по тому, что ждать оному служителю пришлось совсем немного, господин барон еще не ложился спать.
— Майстер Гессе? Курт Гессе, тот самый, я прав? — голос у барона оказался низким и хриплым, как будто он неделями ни с кем не разговаривал и отвык от этого занятия. Да и сам он ростом и разворотом плеч напоминал медведя; Курт подумал, что, должно быть, смотрится рядом с таким бугаем весьма комично.
— Правы, господин барон, Курт Игнациус Гессе фон Вайденхорст к вашим услугам, — Курт чуть искривил губы, насмехаясь над самим собой. — Конгрегация направила меня сюда по вашему запросу, дабы расследовать возможный случай малефиции или pro minimum убийство.
— Если все то, что о вас говорят, правда, то я могу быть уверен, что до истины вы докопаетесь… только попрошу все же не сжигать мой замок, — хохотнул барон. — Мне и моим наследникам он еще пригодится. Ладно, ступайте-ка отоспитесь, мы вас ждали со дня на день, комната для вас готова. Утром я расскажу вам все, что захотите узнать. Хаген, проводишь, — это было обращено уже к капитану. Не дожидаясь ответа, барон вышел.
— Пойдемте, майстер Гессе, — буркнул Хаген. Курт молча последовал за ним, стараясь запомнить расположение комнат в замке. Та, что отвели ему, его вполне устроила, он отказался от позднего ужина и, скинув фельдрок и переменив рубаху, плюхнулся на постель, застеленную волчьими, кажется, шкурами. Он намеревался обдумать вопросы, которые следовало завтра задать хозяину замка и другим его обитателям, но сон сморил его уже на quarto.
Утром он пробудился сам и, одевшись, отправился осматривать замок. Знак он предусмотрительно вывесил поверх куртки, чтобы не объяснять всем любопытствующим, кто он таков. Жизнь в замке, судя по всему, била ключом: сновали слуги, во дворе копошились какие-то дети, там же Курт углядел нескольких солдат из стражи. Пару раз он ловил на себе любопытные взгляды служанок, но стоило им увидать его Signum, как любопытство в их глазах уступало место страху, и они торопились убраться с его пути.
Узнав от одного из слуг, что господин барон еще не выходил из своих покоев, Курт отправился во двор, полагая, что уж капитан-то точно на ногах, а значит, можно начать расспросы с него.
Капитан, и верно, обнаружился в казарме, но восторга от перспективы быть допрошенным не испытывал. Впрочем, уклоняться от беседы он не стал, очевидно, получив прямой приказ барона содействовать следователю во всем.
— Расскажите, когда и как произошли обе смерти, — велел Курт, когда они отошли подальше от чужих ушей. — Все, что видели и слышали.
— Видел я не так чтобы много, — поморщился Хаген. — Сначала, в самом конце зимы, умер господин Михаэль, самый младший брат барона. Ему только-только после Сочельника тридцать два сравнялось. По весне он жениться собирался.
— Как он умер? — терпеливо спросил Курт. Похоже, чтобы разговорить этого свидетеля, ему придется приложить усилия. Неужто обиделся вчера на то, что пришлось кланяться инквизитору?
Капитан Хаген замялся.
— Хм… как бы это вам сказать, майстер Гессе. Не слишком благородно вышло… Его нашли в купальне, прямо в бадье с водой и помер.
— Утонул?
— В том и дело, что нет. Он лежал, вцепившись в края — мы еле с Гюнтером, это слуга его, пальцы ему разогнули, — на полу огромная лужа была, словно бы он ногами перед смертью колотил, голова запрокинута, рот открыт, глаза выпучены.
— Раны?
— Не видел, кроме старых, конечно.
— Уверены? Вообще никаких?
— Нет, свежих не было. Ну, пара синяков, была, то есть, но их ему кто-то из братьев наверняка наставил — они частенько на тренировочной площадке мечами махали, чтобы, значит, сноровку не растерять.
— Что еще ты видел?
— Да ничего больше. Лекарь сказал, что сердце могло отказать, если вода была слишком горячая.
— А она была?
— Да кто ж его знает теперь? Лизхен говорит, что когда она уходила, он велел ей сказать на кухне, чтобы ему ушат горячей воды принесли.
— Стоп. С этого места поподробнее. Кто такая Лизхен?
— Лизхен-то? Да помощница кухаркина, ну и… кхм, не отказывает господам, в общем. Господин барон на нее подумал сначала, даже посечь велел. Да только что такая пигалица с господином Михаэлем бы сделала? Он бы ее одним щелчком прибил.
«Ты бы удивился, как много даже пигалица может сделать, если обладает силой», — мысленно усмехнулся Курт и мысленно же сделал себе заметку найти эту Лизхен и расспросить ее.
— Что еще говорит Лизхен?
— Что приказ передала, и Каспар, мальчишка-прислужник, воду отнес, как велено.
— Как долго это вообще происходило? Сколько времени Михаэль фон Рох провел в купальне, пока его не нашли? Кто нашел, кстати?
— Гюнтер и нашел, слуга. А времени… не скажу точно, майcтер инквизитор, но поболее часа, наверное.
— Говорите, лекарь его осматривал?
— Да, у нас в замке свой есть. Для супруги барон из города привез.
— Давно?
— Что давно? — не понял Хаген.
— Лекаря давно барон привез?
— Еще когда она первый раз тяжкая ходила, а господину Альберту девятый годок уже.
— Стало быть лекарь проверенный… — Курт потер подбородок — список тех, с кем следовало поговорить, все увеличивался. А ведь это он еще про смерть второго брата не спросил!
— Как и когда умер второй брат?
— Совсем, почитай, недавно, после Вознесения. И уж тут господин барон и решил вашу братию привлечь, потому что всем ясно, что дело неладно.
— Что ты имеешь в виду?
— А то и имею — с чего бы здоровому как бык мужику — а господин Ульрих еще покрупнее своего старшего брата был — ни с того ни с сего в собственной постели умирать?
— Что, просто лег спать и не проснулся?
Хаген опять помедлил.
— Ну… вроде как он и не ложился, нашли-то его одетым… вернее… это уж вам лучше у господина барона спросить, майстер инквизитор. Он, верно, уже встал и вас к завтраку ждет.
— Что ж, я спрошу, — кивнул Курт. — Но если у меня возникнут к тебе еще вопросы, я приду снова. Из твоих солдат кто-то что-то может сказать?
— Да вряд ли… — капитан Хаген поскреб в затылке. — Они в господских покоях и не бывают почти. Гроб вот правда несли, когда господина Михаэля хоронили.
— А Ульриха?
— А Ульриха не хоронили еще, — Хаген поежился. — Барон приказал его тело в ледник отнести, чтобы следователь от инквизиции, то бишь вы, осмотрел, когда прибудет. На предмет меток каких колдовских или еще чего.
— Понятно… — протянул Курт, не приходя, впрочем, в восторг от перспективы осматривать трехнедельной давности труп.
Завтрак проходил в почти гробовом молчании. Барон Георг представил Курту свою супругу, Вильгельмину Августу, женщину хрупкого сложения с темными волосами и глазами. Она тихо поприветствовала его, и это были единственные слова, которые он от нее услышал за все утро. Барон тоже не отличался по утрам общительностью и больше внимания обращал на то, что лежало в его тарелке, чем на следователя инквизиции. Курт, думая, что для фон Роха делом первостепенной важности было выяснить, от чего умерли его братья, был немного обескуражен.
— Господин барон, я хотел бы задать вам кое-какие вопросы, — без обиняков начал он, когда доел свой завтрак. И усмехнулся мысленно — вспомнил, как нервничал когда-то перед своим первым разговором с бароном фон Курценхальмом. Шутка ли — целый барон! Сейчас он не испытывал пред власть имущими и десятой доли прежнего пиетета; хотя, разумеется, отдельных персон это не касалось.
Фон Рох глянул на наглеца-инквизитора исподлобья:
— Вы будете иметь такую возможность, майстер Гессе, для того я вас сюда и звал. Если вы насытились, пойдемте, пожалуй.
— Когда и как умерли ваши братья, господин барон? — Курт сходу предпочитал брать быка за рога, видя, что родственники не особенно скорбят по безвременно почившим.
— Вы уже спрашивали об этом Хагена, господин инквизитор, разве его ответа вам недостаточно?
— Я буду спрашивать об этом всех, кого сочту нужным, господин барон, — ощерился Курт. — Такова работа следователя. И, если понадобится, спрошу не один раз. Что касается капитана Хагена, он рассказал мне в подробностях только о гибели Михаэля фон Роха, за остальным советовал обращаться к вам. Итак?
Прежде чем ответить, Георг фон Рох налил себе вина из фляги и сделал изрядный глоток. Майстеру инквизитору он вина не предложил.
— Раз про Миха вам уже известно, не буду повторяться. Слуга нашел его мертвым в купальне, лекарь сказал, что от горячей воды могло остановиться сердце. Мне было в это трудно поверить, брат на сердце никогда не жаловался… многие вообще считали, что у фон Рохов сердца нет в помине, ха-ха, — он сделал еще глоток, — но в конце концов я примирился, сердце так сердце. Но после смерти Ульриха я уверен — это колдовство. Кто-то задумал извести наш род, и вы должны найти этого гада. Я про вас многое слышал, майстер Гессе, говорят, вы никогда не отступаетесь. Мне это и нужно. Ищите, а когда найдете, я дам вам все, что попросите.
— Я не нуждаюсь в вашей награде, — холодно произнес Курт. — Я всего лишь делаю свою работу, и этого мне достаточно. Давайте все же вернемся к событиям, связанным со смертью ваших братьев. Кто обнаружил Ульриха фон Роха мертвым?
— Я.
— Как это произошло?
— Мы накануне договорились выехать в лес немного поохотиться. Размяться. Когда я устал его ждать, то пошел сам вытаскивать из постели — брат мог выпить лишку и проспать. Но когда я нашел его, он был мертв.
— Как он выглядел? То есть, в каком положении было тело?
— Он полулежал на полу, прислонившись к кровати, его одежда была разорвана на груди, грудь, шея и лицо тоже были разодраны, как будто он пытался снять с себя кожу.
— Он сделал это сам?
— Да, все ногти были обломаны, и под ними была кровь.
— Еще что-то?
— Ничего. Постель в беспорядке, но больше ничего в комнате не было сломано или разбито.
— Кто видел его последним? Полагаю, вы расспрашивали слуг и узнали это.
— Еще бы! — барон невесело усмехнулся. — Его слуга, Уве, принес ему кувшин вина. Вино не было отравлено, так утверждает наш лекарь. Впрочем, я велел сохранить этот кувшин — он был почти полон, брат выпил совсем немного, — и вы можете сами проверить.
— Уве был последним?
— Похоже, да.
— Вы узнали, откуда вино?
— Из наших погребов, откуда еще?
— Мог ли кто-то из домочадцев желать смерти вашим братьям?
— Никто. Все, кто нам служит, проверенные надежные люди.
— Если вы подозреваете малефицию, кто-то должен был навести чары. И сделал он это вряд ли случайно… значит, среди ваших надежных людей затесался один не слишком надежный. У вас и ваших братьев есть враги?
— Враги?.. У кого их нет, майстер Гессе? За свою жизнь мне многое приходилось делать, не всем это было по нраву.
— Вы можете назвать имена?
— Хм… Если бы мой сосед был жив, я назвал бы его, но он давно умер.
— Сосед?
— Владелец соседнего поместья, барон фон Штаген. Мы не ладили из-за пары земельных споров.
— Как давно он умер?
— Вскоре после моей женитьбы, значит, лет десять уже миновало.
— Наследники?
— Он был бездетен, я выкупил земли после его смерти.
— И вы уверены, что ни у кого не осталось к вам имущественных претензий?
— Мне таковых не высказывали.
— Ясно. Что еще вы можете вспомнить о смерти братьев?
— Ничего, что я уже не рассказал бы вам.
— Появлялись ли в течение этого года в вашем доме чужаки?
— Пару раз был вестовой из города, от графа фон Ноштица, но этого человека я знаю давно. И он приезжал уже после смерти Миха.
— Расскажите мне о вашем лекаре, как я понял, именно он давал заключение о смерти?
— Его зовут Клаус Фиттерх, я привез его из города для жены, когда она носила нашего старшего сына. С тех пор он живет здесь, никуда не отлучался. Прежде чем привезти его сюда, я разузнал о нем все, что смог. Если бы он вызвал у меня хоть какое-то сомнение, я бы не оставил его возле своего наследника.
«Наследника. Не сына, не детей, не жены. Наследника. Похоже, только это имеет значение, — разумеется, Курт не собирался говорить подобное вслух. — И только поэтому тебя так заботит смерть братьев. Сама по себе она для тебя ничего не значит, и если бы ты не чувствовал угрозы для своего рода, то не пошевелился бы».
От барона Курт вышел в скверном настроении, этот человек не понравился ему совершенно. И дело даже не в том, что он держал себя со следователем Конгрегации высокомерно, как с каким-нибудь городским стражником, к такому Курт, в общем-то, относился довольно равнодушно, но была в этом человеке какая-то гнильца, что-то такое, что вызывало безотчетную неприязнь.
Теперь майстеру инквизитору предстоял разговор с лекарем Клаусом Фиттерхом, отличным, между прочим, кандидатом в подозреваемые. Кто как не лекарь может подстроить смерть человека так, чтобы вызвать minimum подозрений, а потом дать ложное заключение о смерти. Для чего это могло понадобиться лекарю? Выяснится по ходу дела.
Клаус Фиттерх жил в одной из замковых пристроек, там же и больных пользовал, кроме членов баронской семьи, конечно. Он оказался человеком уже пожилым, разменявшим пятый десяток, и словно бы ждал майстера Гессе, так быстро он открыл на стук и так четко отвечал на его вопросы.
— О вашем приезде, майстер Гессе, знает не только весь замок, но и все окрестные деревни, так что я вас ждал, да. Мне приходилось уже сталкиваться с вашими сослужителями однажды, и я знаю, как дотошно и добросовестно вы работаете, а посему предположил, что буду одним из первых, кому вы нанесете визит. Ведь это я осматривал умерших и устанавливал причину смерти.
— У вас были сомнения в оных причинах? — поинтересовался Курт, внимательно вглядываясь в лицо лекаря.
— Поначалу нет, — Клаус Фиттерх покачал головой. — У господина Михаэля от горячей воды действительно могло прихватить сердце, такое иногда случается. Правду сказать, до тех пор он никогда на сердце не жаловался да и вообще мало на что жаловался, разве только на… хм… последствия бурных возлияний. Похмелье, то бишь.
Курт хмыкнул.
— Но других причин смерти я не видел, никаких следов насилия на теле не было.
— Малефиция?
— Уж простите, не заподозрил. Я все-таки чаще имею дело с обычными хворями, нежели с темным колдовством. Вернее, с оным как раз никогда ранее дела и не имел.
Проверим, подумал Курт. Раз уж господин лекарь сослался на некоторое прежнее знакомство с Конгрегацией, следовало убедиться в его словах. Вечером нужно составить запрос и отослать в городское отделение.
— А что вторая смерть?
— Ох…— лекарь покусал губу. — Тут сложнее… Вы ведь еще не видели тела? Господин барон запретил его хоронить до приезда инквизиции, хоть местный священник и грозил ему за это карами. Ну да господин барон его и так не жалует… простите, майстер инквизитор, говорю как есть.
Курт пожал плечами — взаимоотношения местного владетеля и местного же пастыря душ его не занимали до тех пор, пока не оказались бы причастны к делу.
— Бедняга Ульрих разодрал себе все горло и грудь, вероятно, он задел какой-то крупный сосуд на шее, потому что его одежда была пропитана кровью. Как будто ему было нечем дышать, и он пытался снять с себя не только одежду, но и кожу, чтобы глотнуть воздуха.
«Барон сказал то же самое, — отметил про себя Курт. — Как будто он пытался содрать с себя кожу…»
— Это могло быть следствием отравления? Говорят, он пил вино в тот вечер.
— Верно, вино стояло на столике рядом с кроватью, полный кувшин. Отпито было совсем немного.
— Значит, Ульрих фон Рох пьян не был?
— Ну… не то чтобы совсем не был… вином от него пахло, но он наверняка пил его и за ужином. Но тогда его не могли отравить, ведь за ужином должны были пить все. А то вино из комнаты я проверил. Конечно, мне тут не очень многое доступно, но явных признаков добавленного яда я не нашел. Вино, кстати, хранится там же, где тело, на леднике.
— Можете ли вы сказать однозначно, отчего умер второй фон Рох?
Лекарь помолчал и вздохнул.
— От потери крови. Но вот что заставило его изодрать себя до такой степени… Этого я однозначно сказать не могу. Asphyxia могла быть вызвана также проблемами с сердцем, но… но тогда остались бы и другие следы, а их не было. Простите, майстер Гессе, я не знаю, в чем причина. Если хотите, можете взглянуть на тело сами. Я провожу вас.
Подумав, Курт решил, что взглянуть стоит — пусть он не медик и не сможет дать грамотное заключение, но что если он увидит нечто важное? Как тогда, почти десять лет назад, в Кельне, когда едва ли не от нечего делать взялся расследовать не совсем объяснимую смерть студента, а в итоге наткнулся на целую кодлу малефиков?
Спустившись вслед за лекарем в специальный пристрой, где был устроен ледник, Курт поежился. Это лето не порадовало большую часть Империи особенным теплом, но все-таки оно было летом, а здесь, под землей, в сухом холодном помещении изо рта шел пар и было довольно зябко, будто в ноябре. Подойдя к одному из ларей, Клаус Фиттерх поднял крышку и, зажав нос рукой, откинул ткань с лежащего там тела. Курт с трудом сглотнул — несмотря на холод, тело, пролежавшее три недели, уже начало разлагаться — в ранах виден был processus гниения, кожные покровы начинали отмирать и смердели, благо, в холодном воздухе этот смрад не был настолько непереносим. Лекарь склонился над разлагающимся телом Ульриха фон Роха и поманил Курта:
— Смотрите, в общем, еще можно понять, что эти раны он нанес себе сам, просто рвал кожу ногтями.
Давя в себе рвотные позывы, Курт всмотрелся в раны: кожа на груди и горле висела лохмотьями, открывая ошметки чего-то темно-сизого, где-то внутри разодранной гортани виднелось что-то белесое, и когда оно шевельнулось, Курт едва не распрощался с завтраком прямо там, где стоял.
— Достаточно, — сжав зубы, выдохнул он и отвернулся от тела фон Роха. Возможно, это было не самое мерзкое зрелище, каковое ему приходилось видеть в жизни, но желания созерцать гниющий труп Курт больше не испытывал. Как человек мог нанести себе такие повреждения голыми руками? Никаких следов режущих предметов Курт не заметил. Какую боль он должен был испытывать? Как он должен был кричать?..
Вот оно. Подобные увечья невозможно было нанести мгновенно, значит, агония длилась pro minimum несколько минут. И Ульрих фон Рох должен был кричать так, что переполошил бы весь замок. Даже если дело было глубокой ночью и все уже спали, хоть кто-то должен был услышать крики. Но если и слышал, то промолчал — иначе барон сказал бы… или нет? А если это дело рук самого барона, а следователя он вызвал только лишь для виду, чтобы не возбуждать подозрений домашних? Пожалуй, стоит поговорить с ним еще раз. И с его супругой, хоть она и кажется женщиной, с которой в этом замке не особенно считаются. Внешность, особенно женская, обманчива, в чем Курту не раз приходилось убеждаться.
Следующими, с кем Курт намеревался побеседовать, были Гюнтер и Уве, личные слуги младших братьев фон Рох. Уве он нашел на конюшне, и практически ничего нового от него не услышал. Да, Уве отнес хозяину кувшин вина, хозяин выбрал это вино в погребе сам, Уве лишь должен был нацедить его из бочки в кувшин и отнести наверх. Видел ли кто-то, как он наливал? Тут глаза слуги забегали, и не нужно было обладать званием следователя первого ранга, чтобы догадаться, что парень станет врать.
— Я хочу услышать правду, Уве.
— Я… только не сказывайте никому, майстер инквизитор, уж прошу вас. Барон за такое выпорет как пить дать, а ведь мы взяли-то всего ничего…
— Кто это — мы?
— Мы с Фрицем, братом моим. Он в конюхах здесь служит. Господин Ульрих-то как вино выбрал, ушел, а я, значит, в кухню за кувшином поднялся, а там гляжу — Фриц. Он там к девице одной с кухни клинья подбивает, вот и зачастил туда…
— Не к Лизхен ли?
— Чего?
— К кому, говорю, клинья твой брат подбивает? К Лизхен?
— Да Господь упаси, майстер инквизитор, — Уве и впрямь перекрестился. — На кой нам Лизхен? Да она с нами, с простецами, и не пойдет. Лизхен себе на уме, она только перед господами подолом крутит — где монетку ей подарят, где колечко какое. Она выкупиться мечтает и в город податься. А Фрицу Марта нравится, хорошая девчонка, справная, работы не боится...
— Давай ближе к делу, Уве. Итак, ты пришел на кухню за кувшином, увидел брата…
— Ну так да. Вот, говорю, господин Ульрих велели вина нацедить да принести, дай, говорю, Ханна — кухарка это наша — кувшин мне, да чтоб без трещин был. Гляжу, а Фриц мне вроде как подмигивает. Ну, взял я кувшин, пошел в погреб обратно, а он меня нагнал и шепчет, мол, у него тут фляжка есть, что если нам потихонечку и себе винца нацедить. Много мы бы и не брали, так, на пару глоточков. Каюсь, майстер инквизитор, попутал бес, да ведь никто ж его не считает, вино-то! Кружкой больше, кружкой меньше…
— Мне нет до этого никакого дела Уве, если только то вино, которое ты нацедил из бочки, не было отравлено. Вы его пили?
— В ту же ночь, майстер инквизитор, на конюшне у Фрица и выпили.
— Судя по тому, что вы живы оба — ведь оба?
— Слава Создателю, майстер инквизитор!
— Значит, вино, если и было отравлено, то именно в кувшине. Ты заходил с ним снова на кухню?
— Зачем же? Сразу к господину Ульриху и поднялся, а Фриц потихоньку к себе убег.
— И господин Ульрих был один?
— Один, майстер инквизитор.
— И никого не ждал, никого к себе позвать не велел?
— Нет, майстер инквизитор, сказал, что я могу идти спать.
— Ясно… — Курт задумался. Мог ли слуга врать? На первый взгляд, рассказ его был складным, а сам Уве не производил впечатления человека большого ума, но ведь эта простота могла быть и притворной. А если он врет, значит, к смерти Ульриха может быть причастен… Каков тогда его мотив? Месть за какую-то обиду? Гнев? Хм… Пожалуй, решил Курт, пока не стоит исключать Уве из числа подозреваемых полностью, но сделать вид, что принял его рассказ на веру. А там поглядим…
Гюнтер оказался мужчиной уже не очень молодым, лет на десяток старше Курта, и отвечал на вопросы майстера Гессе довольно сбивчиво. Судя по всему, Гюнтер был из тех, кого называют скорбными разумом, он плохо понимал, что хочет от него следователь, но с грехом пополам Курт выяснил, что мертвое тело Михаэля фон Роха нашел и правда Гюнтер, что именно Гюнтер передал все еще незнакомой майстеру Гессе девице Лизхен, что господин Михаэль желает ее видеть в купальне, а потом он сидел в коридоре возле купальни и ждал, пока хозяин позовет. Видел и как Лизхен ушла, и как Каспар принес горячую воду и тоже сразу ушел, и снова ждал, а хозяин все не звал и не звал своего слугу.
Капитан Хаген сказал, что, вероятно, младший фон Рох пробыл в купальне не меньше часа, а у Курта сложилось впечатление, что, возможно, и все два часа прошли, пока тугодум Гюнтер не догадался заглянуть в купальню и проверить, все ли в порядке с его господином. Понимая, что ничего больше из Гюнтера он не выжмет, даже если начнет спрашивать по-особому, Курт отпустил слугу и направился снова в кухню, намереваясь убить сразу двух зайцев — пообедать и познакомиться, наконец, с этой Лизхен.
Второе ему удалось сделать раньше первого: на пороге кухни в него едва не влетела девчонка с парой мисок в руках, в которых дымилось что-то горячее.
— Ой! — вскрикнула она, ловко огибая препятствие в виде майстера инквизитора и устремляясь дальше по коридору.
— Лизхен, пропащая твоя душа! Не вырони тарелки! — крикнула девчонке вдогонку женщина размеров поистине необъятных и погрозила деревянным черпаком. — Ох, свернет она когда-нибудь шею!
— Это была Лизхен? — уточнил Курт, садясь за стол и многозначительно глядя на женщину с черпаком. — А вы, стало быть, Ханна?
— Верно, Ханна я, майстер инквизитор, — кивнула опасливо женщина. — Ежели вы отобедать хотите, так вам наверх надо, вместе с хозяевами… Разве ж вам по рангу на кухне-то, как простецу какому…
— Я бы предпочел пообедать здесь, Ханна, — мягко перебил ее Курт. — У меня много дел, и мне бы не хотелось тратить лишнее время. Так что я буду есть, а ты расскажи-ка мне про Лизхен.
— Да что ж про нее рассказывать, непутевую, — вздохнула Ханна, ставя перед Куртом миску наваристой мясной похлебки. — Сирота она, родители померли давно. Девка сноровистая, неглупая, только подолом любит повертеть… Ну да дело молодое, конечно, но коли бы она на кого из простых парней засматривалась, а она все по господам… Уехать, говорит, хочу в большой город.
— Мне сказали, что она одна из последних, кто видел Михаэля фон Роха живым. Она и мальчишка по имени Каспар.
— Ну… — Ханна заметно смутилась. — Так-то правду сказали, господин инквизитор. Господин Михаэль ее часто привечал, упокой душу его, Господи. Вот и тогда позвал, она тут мне стряпать помогала, так бросила все и поскакала к нему любиться.
— Долго они?.. — Курт испытал неловкость.
— Да я уж пирог в печь поставила, только тогда Лизхен вернулась. Велел, говорит, господин, ему еще ушат воды горячей принести, а то остыла. Ну, я кликнула Каспара, он и понес.
— А Лизхен?
— А что Лизхен… я ей сунула рыбу почистить, так она чистила, никуда больше не отлучалась.
— А как вы узнали о смерти Михаэля?
— Так кто-то из слуг прибежал сказать.
— И что же, как Лизхен отреагировала?
— Сначала отругала дурака, что болтает… а потом, как сказали, что правда это… ревела весь вечер, все у нее из рук валилось, я ажно пожалела ее…
— А что ж вы меня саму не спросите, майстер инквизитор, — донесся до Курта высокий голос. Он обернулся и встретился глазами с девчонкой, что едва не сбила его с ног. Правда, когда удалось рассмотреть ее получше, он понял, что девушка старше, чем ему показалось вначале, ей было уже лет двадцать, просто из-за небольшого роста и хрупкой фигуры она казалась подростком.
— Отчего же не спросить — спрошу. Расскажи по порядку все, что произошло в тот день, когда умер Михаэль фон Рох.
— Ежели с самого начала, так это долго выйдет, майстер инквизитор, — Лизхен села за стол напротив Курта.
— Ничего, я готов слушать.
— Ну, встала я с петухами, как водится… Ханна мне велела печь растопить, так я Каспара за дровами погнала, он дров принес, я топить принялась, потом Ханне помогала завтрак готовить… сначала для господ, потом и для слуг, слуги-то тут едят. Потом отправила меня Ханна за завтраком прислуживать, а когда я вернулась, помогала ей чистить горшки… потом для обеда кур щипала… ощипала, бросила в котел вариться, а Ханна пирог затеяла и меня заставила тесто месить… только тут меня к господину Михаэлю Гюнтер позвал, я и убежала, пирог уж Ханна без меня лепила…
— И что ты делала в купальне с господином Михаэлем? — не без иронии спросил Курт.
— Ох, а разве вы не знаете, что в таких случаях делают? — Лизхен скалила зубки.
— Ты говоришь сейчас с инквизитором, Лизхен, а не с подружкой-служанкой.
— Ну… любились мы, майстер инквизитор. Затем меня всегда господин Михаэль и звал. Нравилась я ему, он мне так и говорил, — Курт заметил, как подозрительно заблестели глаза девицы.
— Потом ты сразу ушла?
— Не сразу… немного еще просто с ним полежала в бадье. Он мне всякое рассказывал… как в других краях бывал, как в Кельн ездил… потом говорит, иди, Лизхен, вели мне еще воды горячей принести, а то пока мы тут… кувыркались, вода остыла… ну, я рубаху подхватила да пошла… Каспара кликнула, сказала, что господин велел… а вода горячая готовая была в котле, так он ее только в ушат перелил да понес…
— А потом?
— А потом меня Ханна заставила чистить рыбу, я этого дела не люблю, она знает, так назло и заставила…
— Дальше я знаю, — Курт поднялся из-за стола. — Скажите, где мне найти этого мальчишку, Каспара?
— Да верно на заднем дворе где-то болтается, сейчас я кликну его, майстер инквизитор, — Лизхен подскочила и исчезла за дверью.
Курт потер переносицу и передернул плечами. Пока все показания тех, кого он успел опросить, совпадают. И никто из опрошенных, если уж быть откровенным, не тянет на убийцу или малефика. С некоторым подозрением можно было отнестись к этой Лизхен, но если она убила младшего фон Роха, то зачем ей понадобилось убивать второго? Была ли она и его любовницей тоже? Если была, то имела все шансы чем-нибудь его отравить, в конце концов, на этом кувшине вина свет клином не сошелся.
Пока Курт размышлял, в кухню вернулась Лизхен и привела с собой парня лет пятнадцати, долговязого и тощего.
— Ты Каспар? — уточнил Курт.
— Я, майстер инквизитор. — Голос парня дрожал, видимо, он был напуган. Знать бы еще — чем именно: только ли фактом того, что говорит с инквизитором, или у него есть реальные причины бояться этого разговора?
— В день смерти Михаэля фон Роха, ты, судя по всему, видел его последним, когда относил ему воду. Он что-нибудь тебе говорил?
— Д-да… Сказал: «А… воду принес… лей сюда… пошел вон».
— И все?
— Д-да…
— Ты что-нибудь видел или слышал, когда уходил?
— Н-ничего…
— Подумай хорошо. Ты мог что-то заметить, но не заострить на этом внимания.
— Н-нет, майстер инквизитор, ничегошеньки не видел я…
Курт вздохнул — он терпеть не мог работать с такими свидетелями: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю… Хуже баранов.
— Ладно, Каспар, иди. Если вдруг что-то вспомнишь, найди меня и расскажи. Даже если тебе покажется, что это ерунда и ничего не значит. То же относится и к тебе, Лизхен.
Девица серьезно кивнула. Курт вышел из кухни и отправился к себе в комнату — ему требовалось подумать, куда двигаться дальше.
***
Выходя к ужину в обеденный зал, Курт намеревался еще раз поговорить с самим бароном и с его супругой. Ужин прошел почти в таком же молчании, как и завтрак, лишь барон спросил, отчего Курт не появился за обедом. Удовлетворившись ответом про занятость расследованием, барон кивнул и более к разговору не возвращался. Баронесса и вовсе напоминала больше тень, чем живого человека. В конце ужина Курт сообщил Георгу фон Роху, что хотел бы осмотреть комнату его брата Ульриха и просит барона присоединиться.
Фон Роху, очевидно, это удовольствия не сулило, но он последовал за Куртом в покои брата. Комната оказалась уже прибрана, во всяком случае, Курт не заметил нигде следов крови, коих должно было остаться немало. Он прошелся по комнате, приглядываясь к вещам, попросил барона показать, как именно лежало тело брата, когда он его нашел, тщательно осмотрел это место, не особенно надеясь на что-либо, после того как здесь побывали слуги с уборкой, а потом вновь обратился к барону:
— Скажите, господин барон, я слышал, что ваш младший брат собирался жениться весной?
— Хм… — барон замялся. — Он собирался только делать предложение одной девице, и если бы она ответила согласием, то, вероятно, и женился бы…
— У вашего брата была любовница, девица по имени Лизхен, помощница кухарки. Это ведь вам известно?
— Разумеется. Я говорил Михаэлю, что он должен избавиться от нее.
— Избавиться? Что вы имеете в виду?
— Да сплавил бы ее в деревню подальше и навещал бы изредка, если уж так приспичит.
— Как думаете, мог ваш брат сказать этой девице, что женится и что ей придется покинуть его постель?
— Понятия не имею, майстер инквизитор. Если он и рассказал ей, то меня в известность не поставил. Думаете, она узнала и…
— Такое было бы вероятно, но у девушки есть твердое alibi на момент смерти вашего брата. Если она и сделала это, то чужими руками, но и то еще нужно доказать.
— Разве не достаточно просто спросить ее хорошенько, а майстер инквизитор? — барон щелкнул костяшками пальцев. — Глубокий подвал в моем доме найдется, а вы, верно, умеете спрашивать? Хотя премудрости тут много не надо…
— Primo, я не желал бы прибегать к такому допросу, ибо у нас нет пока никаких улик против этой девицы; secundo, так спрашивать тоже нужно уметь. И tertio, если мотив для убийства одного вашего брата у этой девицы мог найтись, то как же быть со вторым? Или она была и любовницей Ульриха тоже?
— Нет, Ульрих на такую и не взглянул бы. Он предпочитал крепких, здоровых, кровь с молоком баб, а не немочь вроде этой девки… и моей жены.
— Ergo, она имела любовную связь только с Михаэлем… вопрос о мотиве для второго убийства остается открытым. И пока я не найду более веских доказательств вины этой девицы, если они имеются, конечно, никакого особого допроса не будет, господин барон.
Барон хмурился, но молчал. Очевидно, щепетильности нынешних служителей инквизиции он не разделял и без колебаний отправил бы на пытку любого, кого заподозрил в смерти братьев. Ах да, капитан Хаген ведь говорил, кажется, что девицу Лизхен даже высекли…
— У меня есть еще вопрос, господин барон, — они уже покинули комнату убиенного Ульриха фон Роха и теперь стояли в коридоре замка. — Я ведь не ошибусь, предположив, что ваши покои где-то недалеко?
Георг фон Рох кивнул.
— Верно. В этом же коридоре, только дальше.
— А покои Михаэля?
— Тоже здесь, вон та дверь. Желаете осмотреть?
— Пожалуй, желаю… — не то чтобы Курт надеялся что-то найти в покоях, чей хозяин умер полгода назад, но чем бес не шутит. Барон толкнул тяжелую дверь, и они вошли. Даже по запаху стало мгновенно понятно, что здесь уже никто не живет, да и слуги, видимо, сюда не заглядывают — пахло пылью и немного сыростью. Очевидно, со дня смерти Михаэля фон Роха в его покоях не разжигали жаровен, раз обогреваться было некому. Курт, исполняя долг следователя, внимательно осмотрел комнату, но ничего так и не нашел.
— Вернемся к моему вопросу, господин барон. В ту ночь, когда умер ваш второй брат, вы не слышали ничего подозрительного? Ваши покои не так уж далеко друг от друга, и я думаю, что вы должны были слышать крики даже несмотря на толщину замковых стен… Он ведь кричал, не мог не кричать, потому что, похоже, испытывал адскую боль.
— Нет, майстер Гессе… — задумчиво проговорил барон фон Рох, — криков я точно не слышал. Вообще-то я крепко сплю, но от криков проснулся бы…
— Кто еще обитает поблизости от комнат Ульриха?
— Здесь жили только мы втроем да еще мой сын вместе со мной, комнаты моей супруги находятся выше. Но если бы кто-то что-то услышал, мне бы непременно доложили.
— Как интересно, — Курт передернул плечами. — Человек умер в полном народу замке, и никто ничего не знает… Этого не может быть. Свидетель должен быть, я уверен, просто я его еще не нашел. А раз он молчит и не желает быть найденным, значит, либо сам причастен, либо… либо его что-то испугало. Барон, завтра мне потребуется опросить всю замковую челядь. Вы или ваш кастелян — я кстати его еще не видел — можете назвать мне имена тех, кто ночует здесь, в башне?
— Об этом спросите у Хагена, он следит за порядком в замке и знает всех наперечет.
— Вашу супругу мне также потребуется опросить.
Барон пожал плечами:
— Пожалуйста, майстер Гессе, если вдруг узнаете, что она ведьма, можете не спрашивать разрешения на костер.
Курт едва не присвистнул: какое, однако, расположение испытывает господин барон к собственной супруге! Значит, женился или ради приданого, или ради наследника… Кстати о последнем — а ведь мальчишка вполне может быть мотивом для убийства. Если у супруги барона возникли опасения за жизнь сына или она просто не желала видеть конкурентов будущего барона фон Роха, могла и постараться. Кто заподозрит тихую, практически бессловесную женщину, тень своего грозного мужа? Поговорить с баронессой непременно нужно, и это было первым, что Курт намеревался сделать с утра. Потом, в постели, ему пришла мысль задать пару вопросов и самому баронскому отпрыску — мальчишка, коего майстер Гессе имел счастье видеть за столом, скорее был похож на мать и внешне, и характером. Надежды немного, но все же дети часто бывают наблюдательнее взрослых, в этом Курту уже не раз приходилось убеждаться, и кто знает, что мог подметить или услышать этот мальчик, почти такой же невидимый для окружающих, как и его мать.
Утро внесло в планы майстера инквизитора свои коррективы: спустившись во двор, чтобы немного размяться, он увидел капитана Хагена, дающего уроки владения мечом юному Альберту фон Роху. Мальчишка то и дело пропускал удары, не успевал уворачиваться и вообще учеником казался никудышным. Курт понаблюдал немного за боем и подошел поближе, когда Хаген заметил его.
— Я бы хотел задать пару вопросов сыну барона, капитан.
— Если барон позволил… — буркнул тот и отошел на пару шагов.
— Здравствуй, Альберт, — Курт некстати вспомнил, что одного баронского сына по имени Альберт он знавал когда-то и даже пытался спасти. Но не спас. Хотелось бы надеяться, что этого спасать нужны не возникнет. — Меня зовут Курт Гессе, я следователь инквизиции и расследую гибель братьев твоего отца.
— Я знаю кто вы, майстер Гессе, отец говорил мне, — голос юного барона был тихим, но не робким.
— Тогда ты должен понимать, что моя служба велит мне задавать вопросы всем, кто живет в этом замке и мог что-то видеть. Твой отец сказал, что ты живешь с ним?
— Да, майстер Гессе, я живу в покоях отца, но он говорил мне, что скоро я займу покои дяди Михаэля.
— Ты помнишь ту ночь, когда погиб твой дядя Ульрих?
— Да, майстер Гессе.
— Когда ты лег спать в ту ночь?
— Отец отправил меня в постель вскоре после ужина, но я испросил разрешения почитать книгу и потому заснул не сразу.
— А твой отец?
— Он выпил вина и тоже скоро лег. И заснул раньше меня, потому что я хорошо слышал, как он захрапел.
— А еще что-нибудь ты слышал? Может, среди ночи тебя что-то разбудило?
— Ну… — мальчик смутился. — Ночью мне надо было… воспользоваться горшком, и я вставал ненадолго, но из комнаты не отлучался.
— И?
— Все было тихо, майстер Гессе.
— Ты уверен?
Мальчик задумался. Курт молча ждал.
— Я не уверен. Когда я ложился в постель снова, мне показалось, что я слышал скрип. Но это могли скрипеть ставни или…
— Или дверь, когда ее открывают?
— Не знаю, майстер Гессе. Может, и дверь…
— Ты говорил об этом отцу?
— Нет, — юный Альберт помотал головой. — Он бы сказал, что я все выдумал…
— А ты не выдумал?
— Нет, что-то правда вроде как скрипнуло… но я не знаю, что это было.
Отпустив мальчика, Курт задумался. Как проверить его слова, если больше никто ничего не слышал? Жаль, барон собак держит не в замке, а на псарне, уж они бы точно подняли лай, если бы кто-то был рядом с хозяйскими покоями среди ночи.
Поднявшись в комнаты баронессы, Курт обнаружил ее в компании служанки и еще одной женщины, оказавшейся золотошвейкой. Задавая свои вопросы, Курт уже понимал, что ничего полезного от госпожи Вильгельмины Августы не услышит, потому что она оказалась из той же категории свидетелей, что и кухонный мальчишка Каспар: не знаю, не видела, не интересовалась… С убиенными близких отношений не имела, они к жене брата особого уважения не испытывали, считая пустым местом, а барон не спешил вставать на защиту жены, скорее одобряя презрительное равнодушие братьев к своей супруге, нежели порицая их за это. Возможно, за такое отношение иная и могла бы поквитаться с обидчиками вплоть до смертоубийства, но госпожа Вильгельмина, казалось, не только мирилась с таким положением в семье мужа, но и считала его в какой-то мере оправданным.
От баронессы Курт вышел в самом скверном расположении духа. Снова пустышка. Неужели и правда придется устраивать девице Лизхен допрос с пристрастием? У нее есть хоть какой-то мотив хотя бы для одного убийства и…
— Майстер Гессе! — прервал его мысли женский голос. Обернувшись, Курт увидел, что его догоняет золотошвейка. Как ее? Эрма? Да, Эрма Шульц. — Я хотела… ох, и быстры же вы ходить!.. хотела сказать, чтобы вы не думали плохо о госпоже. Я живу тут, в замке, пятый год и вижу, как ей несладко… и как она боится, майстер Гессе, боится за себя и за сына. Альберт не в отцовскую родню удался, и этим бедную госпожу и муж ее, и братья его покойные едва не каждый божий день попрекали. Не знаю уж, кто над ними такое злодейство учинил, а только это точно не моя госпожа. При ней не стала вам сказывать, а только я кое-что слышала…
Курт навострил уши — неужели наконец-то свидетель?
— Про господина Михаэля мне сказать нечего, а вот про господина Ульриха… Моя комнатка, где я живу и где шью, аккурат над его покоями будет. И в ту ночь я спать долго не ложилась, госпоже пояс вышивала, хотела к утру закончить, порадовать ее, бедняжку. А окно-то у меня открыто было, ночь-то была хорошая, без дождя… Ну и я слышала…
— Что? — нетерпеливо перебил свидетельницу Курт, пока она не пустилась в досужие рассуждения, — что ты слышала?
— Вроде господин Ульрих с кем-то говорил. Слов-то я не разобрала, просто слышала голос. Вернее, два голоса. Один-то точно господин Ульрих был, а вот второй... — золотошвейка замолчала.
— Кто был второй? Ты узнала его?
Спустя мгновение она медленно кивнула. У Курта засвербело под лопаткой — кажется, он догадался о личности этого второго.
— Я ведь могла ошибиться, правда? — шепотом спросила женщина. — Ведь я же своими глазами не видела, а голос… ну, вдруг обманулась, обозналась? Ведь не мог же он собственного брата…
Курт мысленно выругался. Конечно, такие показания оспорить было — раз плюнуть, мало ли о чем барон мог зайти поговорить с братом, но почему он сам тогда умолчал об этом?
— Что было после?
— Ничего, майстер Гессе, то есть, они тихо говорить стали, а я подумала, что не след господские разговоры подслушивать, даже так, да ставни закрыла.
— И ничего более не слыхала?
— Ничего.
Отправив женщину восвояси, Курт задумался. Идти к барону и обвинить его в лжесвидетельстве, а там и, кто знает, в убийстве pro minimum одного брата? Но прямых доказательств по-прежнему нет, и глупо было бы предполагать, что если убийца действительно сам барон, он тут же сознается и отдаст себя в руки правосудия. Но если он убийца — зачем ему понадобилось вызывать инквизицию? Отвести от себя возможные подозрения? Проклятье, как все запутано.
Барона Курт нашел в оружейной.
— Господин барон, я только что узнал один прелюбопытный факт: некий свидетель утверждает, что последним с вашим братом Ульрихом в ночь его смерти виделись вы. Вы заходили к нему в комнаты и говорили.
— Что за вздор вы несете, господин инквизитор! — ноздри барона гневно раздулись. — Я заходил к Ульриху? Да зачем бы?
— Мой свидетель утверждает, что слышал ваши с братом голоса.
— Ваш свидетель лжет! Либо он сумасшедший! Я никуда не отлучался из своих покоев после ужина, можете спросить об этом моего сына, он был рядом со мной.
— Вы могли подождать, пока ваш сын заснет, и выйти.
— На что это вы намекаете, а господин лучший следователь? — барон склонил голову и грозно двинулся навстречу Курту.
— Пока я всего лишь хотел узнать, подтверждаете ли вы слова свидетеля о том, что были в ту ночь в комнате брата, но вижу, что не подтверждаете.
— Кто этот ваш свидетель, я ему быстро вправлю мозги!
— Сожалею, господин барон, но имя его я не стану называть… ради его безопасности. Держите себя в руках, иначе мне придется заключить вас под стражу.
— Что? — расхохотался Георг фон Рох. — Ты? Меня? Под стражу? В моем замке?
— Поверьте, у меня хватит для этого полномочий, — холодно процедил Курт. — И мои действия будут оправданы. Если вы утверждаете, что показания моего свидетеля лживы, дайте мне возможность самому в этом разобраться. Ваше рвение может вам лишь навредить.
Фон Рох с трудом сдерживал ярость, сверля ненавидящим взглядом наглого инквизиторишку.
— Я даю вам два дня, майстер Гессе. Два дня, чтобы вы, с вашим хваленым умом, разобрались во всей этой чертовщине. Если до послезавтра вы не найдете убийцу, настоящего убийцу! — вы вылетите отсюда с треском, а я уж постараюсь ославить вас на всю Империю как бездельника и шарлатана!
— Я найду, не беспокойтесь, — сквозь сжатые зубы проговорил Курт. — Только не обессудьте, если вдруг выяснится — и доказательства найдутся, что убийца — вы сами.
Не дожидаясь, пока барон обрушит на него очередной приступ своего гнева, Курт вышел из оружейной и машинально зашагал вперед, не особенно задумываясь, куда несут его ноги. Внутри все кипело. Проклятье, неужели та женщина солгала? Или впрямь обозналась? Пожалуй, необходимо поговорить с ней еще раз.
Окончание в комментах
В этом посте - тексты, драббл с низкого и миди с высокого рейтинга.
Название: Шаг в прошлое
Бета: Innokentius
Размер: драббл, 856 слов
Пейринг/Персонажи: Бруно Хоффмайер, упоминаются Курт Гессе, Каспар, отец Бенедикт
Категория: джен
Жанр: пропущенная сцена
Рейтинг: PG
Краткое содержание: каждый из нас порой оглядывается назад
Предупреждение: спойлер к "Тьме века сего"
Размещение: только после деанона, со ссылкой на автора
читать дальшеВ последние недели он не раз возвращался мыслями к тому, с чего все это началось. С того злосчастного глиняного кувшина? Или с того, что в захудалый трактир захудалой деревеньки однажды вошел мальчишка-инквизитор? Или с того, что когда-то, совсем уж давно, один студент без памяти влюбился в крестьянку, и вся его жизнь полетела кувырком? Вряд ли можно найти однозначный ответ. Но, положа руку на сердце, разве жалеет он хоть об одном из прожитых дней? Нет. Даже о том, двадцати с лишним лет давности дне, когда он, бунтарь и свободолюбец, как ему тогда казалось, — а на деле просто молодой дурак — наслушался речей одного чрезвычайно дружелюбного пивовара и едва не угодил в лапы дьяволу. Прошло много времени, прежде чем он понял: это было испытанием Господним, уготованным специально для него. Если бы он не выдержал, кто знает, где был бы сейчас. Уж точно не здесь. Вероятнее всего, давно сгнил бы в земле или обратился в пепел.
Он помнил, как тяжко, невыносимо ему было в те первые месяцы, как мучительно он пытался сохранить себя, свои убеждения, как непримиримо спорил с собственной гордостью, уязвленной тем, что он фактически оказался привязан к человеку, которого едва не погубил. И факт того, что оный человек также не испытывал от его присутствия никакой радости, его ничуть не успокаивал. Не раз за эти годы он задумывался о том, для чего Господу было угодно положить начало их дружбе именно таким образом? Для чего он провел их через взаимную неприязнь, почти ненависть, отравленную взаимным же спасением жизни, через недоверие друг к другу, через взаимное унижение от того, что каждый из них помнит и будет помнить до конца дней о произошедшем в Таннендорфе. Для того ли, чтобы вся эта мешанина чувств, перекипев, как варево в котле, изменила их обоих? И если старый священник, буквально навязавший их друг другу, мог предвидеть все это еще тогда, то он воистину был великим знатоком человеческих душ.
Впрочем, даже тогда, когда он примирился со своей участью, когда смог увидеть, понять и принять дело Конгрегации как свое, он не помыслил бы не только о дне сегодняшнем, но и о том, что когда-нибудь окажется среди тех, кто этим делом управляет. Его фантазии и самолюбия хватало только на вечного «помощника следователя», и, кажется, самого следователя это вполне устраивало. Но отец Бенедикт, упокой, Господи, его душу, и Совет решили иначе, и он подчинился этому решению, несмотря на все сомнения, одолевающие его, и все подначки теперь уже бывшего начальства.
Иногда ему казалось, что он потерял право распоряжаться собой где-то в лесах Таннендорфа, но это были минуты слабости, которую он преодолевал молитвой. Если Господь ведет его по этому пути, кто он, чтобы сомневаться в Его воле?
Поначалу он частенько сожалел о прежних днях, когда мотался с Куртом по всей Германии, ловя то малефиков, то ведьм, то оборотней; это казалось ему более подходящим для него делом, чем опекать и наставлять сотню-другую подростков, зачастую не избалованных судьбой. Но, как вслед за инструктором зондеров любил повторять бывший напарник, должен — значит, можешь.
Постигнуть науку управления академией св. Макария было не сложно. Сложнее — привыкнуть, что теперь за принимаемые им решения отвечал не только он сам, но и множество других служителей Конгрегации. Сложнее было научиться относиться как к равным к остальным членам Совета, приказам которых еще вчера обязан был подчиняться. Поначалу он находился в постоянном напряжении: оправдать доверие, не сделать глупость, не ошибиться, не показаться беспомощным… С иронией он думал, что, вероятно, так же мог чувствовать себя и Курт, входя в трактир Карла в тот памятный день.
Вспоминая годы, проведенные в кресле ректора академии, он усмехнулся: опять старый Бенедикт оказался прав — не таким уж плохим он вышел ректором, академия под его рукой процветала, выпускники ее пользовались в народе доброй репутацией, и число их все прибавлялось, хоть после бамбергского случая и пришлось перешерстить всех — бывших и только будущих, а контроль при приеме новичков в академию ужесточился. Очевидно, Высшее Начальство решило, что на этой службе он добился всего, чего мог, и в очередной раз приготовило ему испытание. Нельзя сказать, чтобы оно оказалось совсем уж неожиданным, но все же на такой исход дела Совет всецело не рассчитывал. Но было бы неправдой сказать, что исход этот не стал для Конгрегации да и для всей Империи более чем благоприятным.
Он усмехнулся снова: скажи кому, что бывший почти еретик… а если бы тогда он не стал сообщником Каспара, не подставил Курта, не вытащил его потом из горящего замка, не стал в прямом смысле собственностью Конгрегации? Вероятно, его пути с Куртом разошлись бы там же, в Таннендорфе, ведь он и правда не питал тогда большой любви к Конгрегации в частности и к матери нашей Церкви вообще… Пожалуй, Гессе посмеется, когда узнает, и получит еще один повод для своих острот.
Он потянулся к перу и бумаге. Неспешно выводя буквы своим ровным книжным почерком, он жалел только об одном: что не сможет увидеть физиономию Курта, когда тот прочтет его письмо. Но в том, что при этом скажет пока еще особо уполномоченный следователь, а в недалеком будущем — Великий Инквизитор Конгрегации по делам веры Священной Римской Империи Курт Игнациус Гессе, Его Святейшество Папа Бруно Первый, бывший студент, смутьян и без пяти минут еретик, нисколько не сомневался.
Название: По делам их
Бета: aikr, dariana, sevasta
Размер: миди, 9430 слов
Пейринг/Персонажи: Курт Гессе, ОМП и ОЖП в количестве
Категория: джен, упоминается гет
Жанр: драма
Рейтинг: R
Предупреждения: смерти второстепенных персонажей
Краткое содержание: очередное расследование Курта Гессе, которое напоминает ему его первое дело
Примечание: таймлайн после "Утверждения правды"
Размещение: только после деанона, с разрешения автора
читать дальшеФельдрок набух от дождя и весил, казалось, добрую сотню фунтов. Перчатки тоже намокли и теперь противно холодили руки, а в рукава стекали струйки воды. Капюшон не спасал, и даже несмотря на то, что голову приходилось почти все время держать склоненной, лишь изредка взглядывая на дорогу, дождь все равно заливал лицо. Впрочем, от дороги осталось одно только название: непрерывные двухнедельные ливни превратили ее, и так не особенно торную, в настоящее болото, в котором кобыла вязла почти по колено, и двигаться иначе, чем шагом, не было никакой возможности.
Курт мысленно ругнулся и в который раз вопросил Высшее Начальство, за какие его тяжкие грехи ему вечно выпадает пускаться в путь в непогоду. Вот и сейчас он потратил целую неделю, чтобы добраться до очередного медвежьего угла, откуда пришел запрос на инквизитора, и не был уверен, что доедет до места сегодня. Почему начальство рангом пониже решило отрядить для этого расследования майстера Гессе, а не кого-то из ближайшего городского отделения, Курт не особенно интересовался, просто выслушал нужную информацию, забрал бумагу с запросом, оседлал лошадь и выехал на место.
Работать одному все еще было немного непривычно — бывшего помощника после столь стремительного карьерного взлета ныне одолевали совсем другие заботы. От предложений выбрать себе напарника из выпускников-макаритов Курт отказывался, ибо помнил слишком хорошо, каким неопытным желторотиком был когда-то сам, несмотря на свой cum eximia laude, и теперь не горел желанием нянчиться с новичком.
Лошадь под ним дернулась и, кажется, попыталась ускориться. Почуяла близкое жилье? До места назначения, коим был замок местного барона, Георга фон Роха, по подсчетам Курта, оставалось не меньше дня пути. Должно быть, постоялый двор. Курт вскинул голову и попытался разглядеть хоть что-то сквозь струи дождя; ему показалось, что вдалеке он и правда увидел какую-то темную массу, сходную очертаниями с домом. Воодушевленный близостью еды, тепла и крепких стен, дающих защиту от разверзшихся хлябей небесных, он выпрямился в седле и покрепче сжал поводья; понукать лошадь не требовалось.
Ожидания его были оправданы в полной мере: вскоре он ясно смог разглядеть большое деревянное строение, оказавшееся ничем иным, как придорожным трактиром. В такую погоду постояльцев в нем не сыскалось вовсе, и потому хозяин оказал Курту более чем радушный прием. Правда, Курт все же заметил мелькнувший в глазах хозяина страх при виде Signum’а, но ужин ему подали вполне сносный и комнату отвели едва ли не лучшую. Вознеся краткую молитву о прекращении дождя, Курт завалился в кровать и тотчас уснул.
То ли молитва его возымела действие, то ли в небесной канцелярии решили, что племя человеческое еще недостаточно нагрешило для второго Потопа, только наутро дождь и вправду закончился, но воздух по-прежнему был влажным и холодным, так что особенно обольщаться не стоило. Спросив у хозяина трактира, долго ли ему еще ехать до владений фон Роха и получив ответ, что посуху-то к закату всенепременно добрался бы, а теперича, значит, не раньше ночи поспеет, Курт отправился дальше.
Настроение у него, несмотря на прекратившийся дождь, было пасмурное. С некоторых пор баронские замки, запрятанные в глухомани, вызывали у него крайне мрачные ассоциации, а сейчас он направлялся именно в такой замок. Оставалось надеяться, что история с Курценхальмом не может повториться. Впрочем, отличия все же были: на сей раз инквизитор ехал не по opera anonyma; владетельный барон фон Рох сам отправил запрос в канцелярию и требовал следователя как можно скорее. Один за другим в течение года погибли два брата барона, и он заподозрил в этом злое колдовство. Курт в очередной раз припомнил содержание письма: погибшие Ульрих фон Рох и Михаэль фон Рох, тридцати шести и тридцати двух лет соответственно, свидетелей нет, прямых доказательств, что смерть наступила в результате maleficia, тоже нет; вернее, таких доказательств не нашел барон, но это не помешало ему забить тревогу. Посему он и запросил помощи инквизиции в расследовании гибели его братьев. Может статься, что никакого колдовства и не было, а причиной смерти стал несчастный случай или, что, как подозревал Курт, ближе к истине, кто-то возымел зуб на семью барона, и братья его оказались жертвами обычного убийцы. И если так, то у оставшегося фон Роха есть все причины для опасений за свою жизнь, ergo следователю первого ранга Курту Гессе будет над чем поработать.
После полудня дождь пошел снова, но не такой сильный, как накануне, впрочем, дорога стать хуже просто не могла, так что Курт все же планировал добраться к ночи, как и обещал трактирщик, до замка фон Роха. В сумерках пришлось передвигаться еще медленнее, так что когда он понял, что почти прибыл на место, было уже совсем темно. Рва с водой вокруг замка не наблюдалось, должно быть, его давно засыпали, а ворота предсказуемо оказались закрыты.
— Кого дьявол носит по ночам? — спросил откуда-то сверху раздраженный мужской голос, когда Курт от души постучал в ворота. Задрав голову, Курт увидел физиономию стражника, выглядывавшего из надвратной башенки и силящегося разглядеть незваного гостя в свете факела.
— Святая Инквизиция, открывайте. — Курт вытащил из-за пазухи Signum и приподнял повыше, чтобы стражник мог рассмотреть.
Физиономия исчезла, за воротами возник какой-то шум, Курт различил несколько голосов, и через пару минут открылась неприметная калитка. Во дворе его встретил пяток вооруженных солдат, Курт хмыкнул. Один из вояк, очевидно, командующий остальными, заговорил с ним.
— Не сочтите за дерзость, майстер инквизитор, но нельзя ли взглянуть на ваш Знак еще раз?
Молча Курт указал на Знак, оставшийся висеть поверх фельдрока; вояке, чтобы его рассмотреть, пришлось наклониться — ростом он превосходил легенду Конгрегации на целую голову.
— Как я могу быть уверен, что знак подлинный? — капитан стражи — или кто он там был — не торопился доверять чужаку.
— Много вам встречалось тех, кто рискнул бы подделать Знак Конгрегации? — холодно спросил Курт. И добавил, правильно оценив ответное молчание: — Вот и мне нет. Думаю, ты догадываешься, что будет с тем, кто рискнет.
— Ступайте за мной, майстер… — угрюмо проговорил капитан, забирая факел у одного из солдат.
— …Гессе, — закончил за него Курт и успел заметить, как дернулась спина его провожатого.
Из внешнего двора капитан вывел Курта во внутренний через еще одни ворота, на сей раз уже открытые, и Курт в свете факела успел разглядеть массивную башню донжона.
Пока шли по коридорам замка, никто не проронил ни слова. Наконец капитан привел майстера инквизитора в довольно большой, видимо, главный зал и оставил одного, сообщив, что доложит господину о прибытии служителя инквизиции. Судя по тому, что ждать оному служителю пришлось совсем немного, господин барон еще не ложился спать.
— Майстер Гессе? Курт Гессе, тот самый, я прав? — голос у барона оказался низким и хриплым, как будто он неделями ни с кем не разговаривал и отвык от этого занятия. Да и сам он ростом и разворотом плеч напоминал медведя; Курт подумал, что, должно быть, смотрится рядом с таким бугаем весьма комично.
— Правы, господин барон, Курт Игнациус Гессе фон Вайденхорст к вашим услугам, — Курт чуть искривил губы, насмехаясь над самим собой. — Конгрегация направила меня сюда по вашему запросу, дабы расследовать возможный случай малефиции или pro minimum убийство.
— Если все то, что о вас говорят, правда, то я могу быть уверен, что до истины вы докопаетесь… только попрошу все же не сжигать мой замок, — хохотнул барон. — Мне и моим наследникам он еще пригодится. Ладно, ступайте-ка отоспитесь, мы вас ждали со дня на день, комната для вас готова. Утром я расскажу вам все, что захотите узнать. Хаген, проводишь, — это было обращено уже к капитану. Не дожидаясь ответа, барон вышел.
— Пойдемте, майстер Гессе, — буркнул Хаген. Курт молча последовал за ним, стараясь запомнить расположение комнат в замке. Та, что отвели ему, его вполне устроила, он отказался от позднего ужина и, скинув фельдрок и переменив рубаху, плюхнулся на постель, застеленную волчьими, кажется, шкурами. Он намеревался обдумать вопросы, которые следовало завтра задать хозяину замка и другим его обитателям, но сон сморил его уже на quarto.
Утром он пробудился сам и, одевшись, отправился осматривать замок. Знак он предусмотрительно вывесил поверх куртки, чтобы не объяснять всем любопытствующим, кто он таков. Жизнь в замке, судя по всему, била ключом: сновали слуги, во дворе копошились какие-то дети, там же Курт углядел нескольких солдат из стражи. Пару раз он ловил на себе любопытные взгляды служанок, но стоило им увидать его Signum, как любопытство в их глазах уступало место страху, и они торопились убраться с его пути.
Узнав от одного из слуг, что господин барон еще не выходил из своих покоев, Курт отправился во двор, полагая, что уж капитан-то точно на ногах, а значит, можно начать расспросы с него.
Капитан, и верно, обнаружился в казарме, но восторга от перспективы быть допрошенным не испытывал. Впрочем, уклоняться от беседы он не стал, очевидно, получив прямой приказ барона содействовать следователю во всем.
— Расскажите, когда и как произошли обе смерти, — велел Курт, когда они отошли подальше от чужих ушей. — Все, что видели и слышали.
— Видел я не так чтобы много, — поморщился Хаген. — Сначала, в самом конце зимы, умер господин Михаэль, самый младший брат барона. Ему только-только после Сочельника тридцать два сравнялось. По весне он жениться собирался.
— Как он умер? — терпеливо спросил Курт. Похоже, чтобы разговорить этого свидетеля, ему придется приложить усилия. Неужто обиделся вчера на то, что пришлось кланяться инквизитору?
Капитан Хаген замялся.
— Хм… как бы это вам сказать, майстер Гессе. Не слишком благородно вышло… Его нашли в купальне, прямо в бадье с водой и помер.
— Утонул?
— В том и дело, что нет. Он лежал, вцепившись в края — мы еле с Гюнтером, это слуга его, пальцы ему разогнули, — на полу огромная лужа была, словно бы он ногами перед смертью колотил, голова запрокинута, рот открыт, глаза выпучены.
— Раны?
— Не видел, кроме старых, конечно.
— Уверены? Вообще никаких?
— Нет, свежих не было. Ну, пара синяков, была, то есть, но их ему кто-то из братьев наверняка наставил — они частенько на тренировочной площадке мечами махали, чтобы, значит, сноровку не растерять.
— Что еще ты видел?
— Да ничего больше. Лекарь сказал, что сердце могло отказать, если вода была слишком горячая.
— А она была?
— Да кто ж его знает теперь? Лизхен говорит, что когда она уходила, он велел ей сказать на кухне, чтобы ему ушат горячей воды принесли.
— Стоп. С этого места поподробнее. Кто такая Лизхен?
— Лизхен-то? Да помощница кухаркина, ну и… кхм, не отказывает господам, в общем. Господин барон на нее подумал сначала, даже посечь велел. Да только что такая пигалица с господином Михаэлем бы сделала? Он бы ее одним щелчком прибил.
«Ты бы удивился, как много даже пигалица может сделать, если обладает силой», — мысленно усмехнулся Курт и мысленно же сделал себе заметку найти эту Лизхен и расспросить ее.
— Что еще говорит Лизхен?
— Что приказ передала, и Каспар, мальчишка-прислужник, воду отнес, как велено.
— Как долго это вообще происходило? Сколько времени Михаэль фон Рох провел в купальне, пока его не нашли? Кто нашел, кстати?
— Гюнтер и нашел, слуга. А времени… не скажу точно, майcтер инквизитор, но поболее часа, наверное.
— Говорите, лекарь его осматривал?
— Да, у нас в замке свой есть. Для супруги барон из города привез.
— Давно?
— Что давно? — не понял Хаген.
— Лекаря давно барон привез?
— Еще когда она первый раз тяжкая ходила, а господину Альберту девятый годок уже.
— Стало быть лекарь проверенный… — Курт потер подбородок — список тех, с кем следовало поговорить, все увеличивался. А ведь это он еще про смерть второго брата не спросил!
— Как и когда умер второй брат?
— Совсем, почитай, недавно, после Вознесения. И уж тут господин барон и решил вашу братию привлечь, потому что всем ясно, что дело неладно.
— Что ты имеешь в виду?
— А то и имею — с чего бы здоровому как бык мужику — а господин Ульрих еще покрупнее своего старшего брата был — ни с того ни с сего в собственной постели умирать?
— Что, просто лег спать и не проснулся?
Хаген опять помедлил.
— Ну… вроде как он и не ложился, нашли-то его одетым… вернее… это уж вам лучше у господина барона спросить, майстер инквизитор. Он, верно, уже встал и вас к завтраку ждет.
— Что ж, я спрошу, — кивнул Курт. — Но если у меня возникнут к тебе еще вопросы, я приду снова. Из твоих солдат кто-то что-то может сказать?
— Да вряд ли… — капитан Хаген поскреб в затылке. — Они в господских покоях и не бывают почти. Гроб вот правда несли, когда господина Михаэля хоронили.
— А Ульриха?
— А Ульриха не хоронили еще, — Хаген поежился. — Барон приказал его тело в ледник отнести, чтобы следователь от инквизиции, то бишь вы, осмотрел, когда прибудет. На предмет меток каких колдовских или еще чего.
— Понятно… — протянул Курт, не приходя, впрочем, в восторг от перспективы осматривать трехнедельной давности труп.
Завтрак проходил в почти гробовом молчании. Барон Георг представил Курту свою супругу, Вильгельмину Августу, женщину хрупкого сложения с темными волосами и глазами. Она тихо поприветствовала его, и это были единственные слова, которые он от нее услышал за все утро. Барон тоже не отличался по утрам общительностью и больше внимания обращал на то, что лежало в его тарелке, чем на следователя инквизиции. Курт, думая, что для фон Роха делом первостепенной важности было выяснить, от чего умерли его братья, был немного обескуражен.
— Господин барон, я хотел бы задать вам кое-какие вопросы, — без обиняков начал он, когда доел свой завтрак. И усмехнулся мысленно — вспомнил, как нервничал когда-то перед своим первым разговором с бароном фон Курценхальмом. Шутка ли — целый барон! Сейчас он не испытывал пред власть имущими и десятой доли прежнего пиетета; хотя, разумеется, отдельных персон это не касалось.
Фон Рох глянул на наглеца-инквизитора исподлобья:
— Вы будете иметь такую возможность, майстер Гессе, для того я вас сюда и звал. Если вы насытились, пойдемте, пожалуй.
— Когда и как умерли ваши братья, господин барон? — Курт сходу предпочитал брать быка за рога, видя, что родственники не особенно скорбят по безвременно почившим.
— Вы уже спрашивали об этом Хагена, господин инквизитор, разве его ответа вам недостаточно?
— Я буду спрашивать об этом всех, кого сочту нужным, господин барон, — ощерился Курт. — Такова работа следователя. И, если понадобится, спрошу не один раз. Что касается капитана Хагена, он рассказал мне в подробностях только о гибели Михаэля фон Роха, за остальным советовал обращаться к вам. Итак?
Прежде чем ответить, Георг фон Рох налил себе вина из фляги и сделал изрядный глоток. Майстеру инквизитору он вина не предложил.
— Раз про Миха вам уже известно, не буду повторяться. Слуга нашел его мертвым в купальне, лекарь сказал, что от горячей воды могло остановиться сердце. Мне было в это трудно поверить, брат на сердце никогда не жаловался… многие вообще считали, что у фон Рохов сердца нет в помине, ха-ха, — он сделал еще глоток, — но в конце концов я примирился, сердце так сердце. Но после смерти Ульриха я уверен — это колдовство. Кто-то задумал извести наш род, и вы должны найти этого гада. Я про вас многое слышал, майстер Гессе, говорят, вы никогда не отступаетесь. Мне это и нужно. Ищите, а когда найдете, я дам вам все, что попросите.
— Я не нуждаюсь в вашей награде, — холодно произнес Курт. — Я всего лишь делаю свою работу, и этого мне достаточно. Давайте все же вернемся к событиям, связанным со смертью ваших братьев. Кто обнаружил Ульриха фон Роха мертвым?
— Я.
— Как это произошло?
— Мы накануне договорились выехать в лес немного поохотиться. Размяться. Когда я устал его ждать, то пошел сам вытаскивать из постели — брат мог выпить лишку и проспать. Но когда я нашел его, он был мертв.
— Как он выглядел? То есть, в каком положении было тело?
— Он полулежал на полу, прислонившись к кровати, его одежда была разорвана на груди, грудь, шея и лицо тоже были разодраны, как будто он пытался снять с себя кожу.
— Он сделал это сам?
— Да, все ногти были обломаны, и под ними была кровь.
— Еще что-то?
— Ничего. Постель в беспорядке, но больше ничего в комнате не было сломано или разбито.
— Кто видел его последним? Полагаю, вы расспрашивали слуг и узнали это.
— Еще бы! — барон невесело усмехнулся. — Его слуга, Уве, принес ему кувшин вина. Вино не было отравлено, так утверждает наш лекарь. Впрочем, я велел сохранить этот кувшин — он был почти полон, брат выпил совсем немного, — и вы можете сами проверить.
— Уве был последним?
— Похоже, да.
— Вы узнали, откуда вино?
— Из наших погребов, откуда еще?
— Мог ли кто-то из домочадцев желать смерти вашим братьям?
— Никто. Все, кто нам служит, проверенные надежные люди.
— Если вы подозреваете малефицию, кто-то должен был навести чары. И сделал он это вряд ли случайно… значит, среди ваших надежных людей затесался один не слишком надежный. У вас и ваших братьев есть враги?
— Враги?.. У кого их нет, майстер Гессе? За свою жизнь мне многое приходилось делать, не всем это было по нраву.
— Вы можете назвать имена?
— Хм… Если бы мой сосед был жив, я назвал бы его, но он давно умер.
— Сосед?
— Владелец соседнего поместья, барон фон Штаген. Мы не ладили из-за пары земельных споров.
— Как давно он умер?
— Вскоре после моей женитьбы, значит, лет десять уже миновало.
— Наследники?
— Он был бездетен, я выкупил земли после его смерти.
— И вы уверены, что ни у кого не осталось к вам имущественных претензий?
— Мне таковых не высказывали.
— Ясно. Что еще вы можете вспомнить о смерти братьев?
— Ничего, что я уже не рассказал бы вам.
— Появлялись ли в течение этого года в вашем доме чужаки?
— Пару раз был вестовой из города, от графа фон Ноштица, но этого человека я знаю давно. И он приезжал уже после смерти Миха.
— Расскажите мне о вашем лекаре, как я понял, именно он давал заключение о смерти?
— Его зовут Клаус Фиттерх, я привез его из города для жены, когда она носила нашего старшего сына. С тех пор он живет здесь, никуда не отлучался. Прежде чем привезти его сюда, я разузнал о нем все, что смог. Если бы он вызвал у меня хоть какое-то сомнение, я бы не оставил его возле своего наследника.
«Наследника. Не сына, не детей, не жены. Наследника. Похоже, только это имеет значение, — разумеется, Курт не собирался говорить подобное вслух. — И только поэтому тебя так заботит смерть братьев. Сама по себе она для тебя ничего не значит, и если бы ты не чувствовал угрозы для своего рода, то не пошевелился бы».
От барона Курт вышел в скверном настроении, этот человек не понравился ему совершенно. И дело даже не в том, что он держал себя со следователем Конгрегации высокомерно, как с каким-нибудь городским стражником, к такому Курт, в общем-то, относился довольно равнодушно, но была в этом человеке какая-то гнильца, что-то такое, что вызывало безотчетную неприязнь.
Теперь майстеру инквизитору предстоял разговор с лекарем Клаусом Фиттерхом, отличным, между прочим, кандидатом в подозреваемые. Кто как не лекарь может подстроить смерть человека так, чтобы вызвать minimum подозрений, а потом дать ложное заключение о смерти. Для чего это могло понадобиться лекарю? Выяснится по ходу дела.
Клаус Фиттерх жил в одной из замковых пристроек, там же и больных пользовал, кроме членов баронской семьи, конечно. Он оказался человеком уже пожилым, разменявшим пятый десяток, и словно бы ждал майстера Гессе, так быстро он открыл на стук и так четко отвечал на его вопросы.
— О вашем приезде, майстер Гессе, знает не только весь замок, но и все окрестные деревни, так что я вас ждал, да. Мне приходилось уже сталкиваться с вашими сослужителями однажды, и я знаю, как дотошно и добросовестно вы работаете, а посему предположил, что буду одним из первых, кому вы нанесете визит. Ведь это я осматривал умерших и устанавливал причину смерти.
— У вас были сомнения в оных причинах? — поинтересовался Курт, внимательно вглядываясь в лицо лекаря.
— Поначалу нет, — Клаус Фиттерх покачал головой. — У господина Михаэля от горячей воды действительно могло прихватить сердце, такое иногда случается. Правду сказать, до тех пор он никогда на сердце не жаловался да и вообще мало на что жаловался, разве только на… хм… последствия бурных возлияний. Похмелье, то бишь.
Курт хмыкнул.
— Но других причин смерти я не видел, никаких следов насилия на теле не было.
— Малефиция?
— Уж простите, не заподозрил. Я все-таки чаще имею дело с обычными хворями, нежели с темным колдовством. Вернее, с оным как раз никогда ранее дела и не имел.
Проверим, подумал Курт. Раз уж господин лекарь сослался на некоторое прежнее знакомство с Конгрегацией, следовало убедиться в его словах. Вечером нужно составить запрос и отослать в городское отделение.
— А что вторая смерть?
— Ох…— лекарь покусал губу. — Тут сложнее… Вы ведь еще не видели тела? Господин барон запретил его хоронить до приезда инквизиции, хоть местный священник и грозил ему за это карами. Ну да господин барон его и так не жалует… простите, майстер инквизитор, говорю как есть.
Курт пожал плечами — взаимоотношения местного владетеля и местного же пастыря душ его не занимали до тех пор, пока не оказались бы причастны к делу.
— Бедняга Ульрих разодрал себе все горло и грудь, вероятно, он задел какой-то крупный сосуд на шее, потому что его одежда была пропитана кровью. Как будто ему было нечем дышать, и он пытался снять с себя не только одежду, но и кожу, чтобы глотнуть воздуха.
«Барон сказал то же самое, — отметил про себя Курт. — Как будто он пытался содрать с себя кожу…»
— Это могло быть следствием отравления? Говорят, он пил вино в тот вечер.
— Верно, вино стояло на столике рядом с кроватью, полный кувшин. Отпито было совсем немного.
— Значит, Ульрих фон Рох пьян не был?
— Ну… не то чтобы совсем не был… вином от него пахло, но он наверняка пил его и за ужином. Но тогда его не могли отравить, ведь за ужином должны были пить все. А то вино из комнаты я проверил. Конечно, мне тут не очень многое доступно, но явных признаков добавленного яда я не нашел. Вино, кстати, хранится там же, где тело, на леднике.
— Можете ли вы сказать однозначно, отчего умер второй фон Рох?
Лекарь помолчал и вздохнул.
— От потери крови. Но вот что заставило его изодрать себя до такой степени… Этого я однозначно сказать не могу. Asphyxia могла быть вызвана также проблемами с сердцем, но… но тогда остались бы и другие следы, а их не было. Простите, майстер Гессе, я не знаю, в чем причина. Если хотите, можете взглянуть на тело сами. Я провожу вас.
Подумав, Курт решил, что взглянуть стоит — пусть он не медик и не сможет дать грамотное заключение, но что если он увидит нечто важное? Как тогда, почти десять лет назад, в Кельне, когда едва ли не от нечего делать взялся расследовать не совсем объяснимую смерть студента, а в итоге наткнулся на целую кодлу малефиков?
Спустившись вслед за лекарем в специальный пристрой, где был устроен ледник, Курт поежился. Это лето не порадовало большую часть Империи особенным теплом, но все-таки оно было летом, а здесь, под землей, в сухом холодном помещении изо рта шел пар и было довольно зябко, будто в ноябре. Подойдя к одному из ларей, Клаус Фиттерх поднял крышку и, зажав нос рукой, откинул ткань с лежащего там тела. Курт с трудом сглотнул — несмотря на холод, тело, пролежавшее три недели, уже начало разлагаться — в ранах виден был processus гниения, кожные покровы начинали отмирать и смердели, благо, в холодном воздухе этот смрад не был настолько непереносим. Лекарь склонился над разлагающимся телом Ульриха фон Роха и поманил Курта:
— Смотрите, в общем, еще можно понять, что эти раны он нанес себе сам, просто рвал кожу ногтями.
Давя в себе рвотные позывы, Курт всмотрелся в раны: кожа на груди и горле висела лохмотьями, открывая ошметки чего-то темно-сизого, где-то внутри разодранной гортани виднелось что-то белесое, и когда оно шевельнулось, Курт едва не распрощался с завтраком прямо там, где стоял.
— Достаточно, — сжав зубы, выдохнул он и отвернулся от тела фон Роха. Возможно, это было не самое мерзкое зрелище, каковое ему приходилось видеть в жизни, но желания созерцать гниющий труп Курт больше не испытывал. Как человек мог нанести себе такие повреждения голыми руками? Никаких следов режущих предметов Курт не заметил. Какую боль он должен был испытывать? Как он должен был кричать?..
Вот оно. Подобные увечья невозможно было нанести мгновенно, значит, агония длилась pro minimum несколько минут. И Ульрих фон Рох должен был кричать так, что переполошил бы весь замок. Даже если дело было глубокой ночью и все уже спали, хоть кто-то должен был услышать крики. Но если и слышал, то промолчал — иначе барон сказал бы… или нет? А если это дело рук самого барона, а следователя он вызвал только лишь для виду, чтобы не возбуждать подозрений домашних? Пожалуй, стоит поговорить с ним еще раз. И с его супругой, хоть она и кажется женщиной, с которой в этом замке не особенно считаются. Внешность, особенно женская, обманчива, в чем Курту не раз приходилось убеждаться.
Следующими, с кем Курт намеревался побеседовать, были Гюнтер и Уве, личные слуги младших братьев фон Рох. Уве он нашел на конюшне, и практически ничего нового от него не услышал. Да, Уве отнес хозяину кувшин вина, хозяин выбрал это вино в погребе сам, Уве лишь должен был нацедить его из бочки в кувшин и отнести наверх. Видел ли кто-то, как он наливал? Тут глаза слуги забегали, и не нужно было обладать званием следователя первого ранга, чтобы догадаться, что парень станет врать.
— Я хочу услышать правду, Уве.
— Я… только не сказывайте никому, майстер инквизитор, уж прошу вас. Барон за такое выпорет как пить дать, а ведь мы взяли-то всего ничего…
— Кто это — мы?
— Мы с Фрицем, братом моим. Он в конюхах здесь служит. Господин Ульрих-то как вино выбрал, ушел, а я, значит, в кухню за кувшином поднялся, а там гляжу — Фриц. Он там к девице одной с кухни клинья подбивает, вот и зачастил туда…
— Не к Лизхен ли?
— Чего?
— К кому, говорю, клинья твой брат подбивает? К Лизхен?
— Да Господь упаси, майстер инквизитор, — Уве и впрямь перекрестился. — На кой нам Лизхен? Да она с нами, с простецами, и не пойдет. Лизхен себе на уме, она только перед господами подолом крутит — где монетку ей подарят, где колечко какое. Она выкупиться мечтает и в город податься. А Фрицу Марта нравится, хорошая девчонка, справная, работы не боится...
— Давай ближе к делу, Уве. Итак, ты пришел на кухню за кувшином, увидел брата…
— Ну так да. Вот, говорю, господин Ульрих велели вина нацедить да принести, дай, говорю, Ханна — кухарка это наша — кувшин мне, да чтоб без трещин был. Гляжу, а Фриц мне вроде как подмигивает. Ну, взял я кувшин, пошел в погреб обратно, а он меня нагнал и шепчет, мол, у него тут фляжка есть, что если нам потихонечку и себе винца нацедить. Много мы бы и не брали, так, на пару глоточков. Каюсь, майстер инквизитор, попутал бес, да ведь никто ж его не считает, вино-то! Кружкой больше, кружкой меньше…
— Мне нет до этого никакого дела Уве, если только то вино, которое ты нацедил из бочки, не было отравлено. Вы его пили?
— В ту же ночь, майстер инквизитор, на конюшне у Фрица и выпили.
— Судя по тому, что вы живы оба — ведь оба?
— Слава Создателю, майстер инквизитор!
— Значит, вино, если и было отравлено, то именно в кувшине. Ты заходил с ним снова на кухню?
— Зачем же? Сразу к господину Ульриху и поднялся, а Фриц потихоньку к себе убег.
— И господин Ульрих был один?
— Один, майстер инквизитор.
— И никого не ждал, никого к себе позвать не велел?
— Нет, майстер инквизитор, сказал, что я могу идти спать.
— Ясно… — Курт задумался. Мог ли слуга врать? На первый взгляд, рассказ его был складным, а сам Уве не производил впечатления человека большого ума, но ведь эта простота могла быть и притворной. А если он врет, значит, к смерти Ульриха может быть причастен… Каков тогда его мотив? Месть за какую-то обиду? Гнев? Хм… Пожалуй, решил Курт, пока не стоит исключать Уве из числа подозреваемых полностью, но сделать вид, что принял его рассказ на веру. А там поглядим…
Гюнтер оказался мужчиной уже не очень молодым, лет на десяток старше Курта, и отвечал на вопросы майстера Гессе довольно сбивчиво. Судя по всему, Гюнтер был из тех, кого называют скорбными разумом, он плохо понимал, что хочет от него следователь, но с грехом пополам Курт выяснил, что мертвое тело Михаэля фон Роха нашел и правда Гюнтер, что именно Гюнтер передал все еще незнакомой майстеру Гессе девице Лизхен, что господин Михаэль желает ее видеть в купальне, а потом он сидел в коридоре возле купальни и ждал, пока хозяин позовет. Видел и как Лизхен ушла, и как Каспар принес горячую воду и тоже сразу ушел, и снова ждал, а хозяин все не звал и не звал своего слугу.
Капитан Хаген сказал, что, вероятно, младший фон Рох пробыл в купальне не меньше часа, а у Курта сложилось впечатление, что, возможно, и все два часа прошли, пока тугодум Гюнтер не догадался заглянуть в купальню и проверить, все ли в порядке с его господином. Понимая, что ничего больше из Гюнтера он не выжмет, даже если начнет спрашивать по-особому, Курт отпустил слугу и направился снова в кухню, намереваясь убить сразу двух зайцев — пообедать и познакомиться, наконец, с этой Лизхен.
Второе ему удалось сделать раньше первого: на пороге кухни в него едва не влетела девчонка с парой мисок в руках, в которых дымилось что-то горячее.
— Ой! — вскрикнула она, ловко огибая препятствие в виде майстера инквизитора и устремляясь дальше по коридору.
— Лизхен, пропащая твоя душа! Не вырони тарелки! — крикнула девчонке вдогонку женщина размеров поистине необъятных и погрозила деревянным черпаком. — Ох, свернет она когда-нибудь шею!
— Это была Лизхен? — уточнил Курт, садясь за стол и многозначительно глядя на женщину с черпаком. — А вы, стало быть, Ханна?
— Верно, Ханна я, майстер инквизитор, — кивнула опасливо женщина. — Ежели вы отобедать хотите, так вам наверх надо, вместе с хозяевами… Разве ж вам по рангу на кухне-то, как простецу какому…
— Я бы предпочел пообедать здесь, Ханна, — мягко перебил ее Курт. — У меня много дел, и мне бы не хотелось тратить лишнее время. Так что я буду есть, а ты расскажи-ка мне про Лизхен.
— Да что ж про нее рассказывать, непутевую, — вздохнула Ханна, ставя перед Куртом миску наваристой мясной похлебки. — Сирота она, родители померли давно. Девка сноровистая, неглупая, только подолом любит повертеть… Ну да дело молодое, конечно, но коли бы она на кого из простых парней засматривалась, а она все по господам… Уехать, говорит, хочу в большой город.
— Мне сказали, что она одна из последних, кто видел Михаэля фон Роха живым. Она и мальчишка по имени Каспар.
— Ну… — Ханна заметно смутилась. — Так-то правду сказали, господин инквизитор. Господин Михаэль ее часто привечал, упокой душу его, Господи. Вот и тогда позвал, она тут мне стряпать помогала, так бросила все и поскакала к нему любиться.
— Долго они?.. — Курт испытал неловкость.
— Да я уж пирог в печь поставила, только тогда Лизхен вернулась. Велел, говорит, господин, ему еще ушат воды горячей принести, а то остыла. Ну, я кликнула Каспара, он и понес.
— А Лизхен?
— А что Лизхен… я ей сунула рыбу почистить, так она чистила, никуда больше не отлучалась.
— А как вы узнали о смерти Михаэля?
— Так кто-то из слуг прибежал сказать.
— И что же, как Лизхен отреагировала?
— Сначала отругала дурака, что болтает… а потом, как сказали, что правда это… ревела весь вечер, все у нее из рук валилось, я ажно пожалела ее…
— А что ж вы меня саму не спросите, майстер инквизитор, — донесся до Курта высокий голос. Он обернулся и встретился глазами с девчонкой, что едва не сбила его с ног. Правда, когда удалось рассмотреть ее получше, он понял, что девушка старше, чем ему показалось вначале, ей было уже лет двадцать, просто из-за небольшого роста и хрупкой фигуры она казалась подростком.
— Отчего же не спросить — спрошу. Расскажи по порядку все, что произошло в тот день, когда умер Михаэль фон Рох.
— Ежели с самого начала, так это долго выйдет, майстер инквизитор, — Лизхен села за стол напротив Курта.
— Ничего, я готов слушать.
— Ну, встала я с петухами, как водится… Ханна мне велела печь растопить, так я Каспара за дровами погнала, он дров принес, я топить принялась, потом Ханне помогала завтрак готовить… сначала для господ, потом и для слуг, слуги-то тут едят. Потом отправила меня Ханна за завтраком прислуживать, а когда я вернулась, помогала ей чистить горшки… потом для обеда кур щипала… ощипала, бросила в котел вариться, а Ханна пирог затеяла и меня заставила тесто месить… только тут меня к господину Михаэлю Гюнтер позвал, я и убежала, пирог уж Ханна без меня лепила…
— И что ты делала в купальне с господином Михаэлем? — не без иронии спросил Курт.
— Ох, а разве вы не знаете, что в таких случаях делают? — Лизхен скалила зубки.
— Ты говоришь сейчас с инквизитором, Лизхен, а не с подружкой-служанкой.
— Ну… любились мы, майстер инквизитор. Затем меня всегда господин Михаэль и звал. Нравилась я ему, он мне так и говорил, — Курт заметил, как подозрительно заблестели глаза девицы.
— Потом ты сразу ушла?
— Не сразу… немного еще просто с ним полежала в бадье. Он мне всякое рассказывал… как в других краях бывал, как в Кельн ездил… потом говорит, иди, Лизхен, вели мне еще воды горячей принести, а то пока мы тут… кувыркались, вода остыла… ну, я рубаху подхватила да пошла… Каспара кликнула, сказала, что господин велел… а вода горячая готовая была в котле, так он ее только в ушат перелил да понес…
— А потом?
— А потом меня Ханна заставила чистить рыбу, я этого дела не люблю, она знает, так назло и заставила…
— Дальше я знаю, — Курт поднялся из-за стола. — Скажите, где мне найти этого мальчишку, Каспара?
— Да верно на заднем дворе где-то болтается, сейчас я кликну его, майстер инквизитор, — Лизхен подскочила и исчезла за дверью.
Курт потер переносицу и передернул плечами. Пока все показания тех, кого он успел опросить, совпадают. И никто из опрошенных, если уж быть откровенным, не тянет на убийцу или малефика. С некоторым подозрением можно было отнестись к этой Лизхен, но если она убила младшего фон Роха, то зачем ей понадобилось убивать второго? Была ли она и его любовницей тоже? Если была, то имела все шансы чем-нибудь его отравить, в конце концов, на этом кувшине вина свет клином не сошелся.
Пока Курт размышлял, в кухню вернулась Лизхен и привела с собой парня лет пятнадцати, долговязого и тощего.
— Ты Каспар? — уточнил Курт.
— Я, майстер инквизитор. — Голос парня дрожал, видимо, он был напуган. Знать бы еще — чем именно: только ли фактом того, что говорит с инквизитором, или у него есть реальные причины бояться этого разговора?
— В день смерти Михаэля фон Роха, ты, судя по всему, видел его последним, когда относил ему воду. Он что-нибудь тебе говорил?
— Д-да… Сказал: «А… воду принес… лей сюда… пошел вон».
— И все?
— Д-да…
— Ты что-нибудь видел или слышал, когда уходил?
— Н-ничего…
— Подумай хорошо. Ты мог что-то заметить, но не заострить на этом внимания.
— Н-нет, майстер инквизитор, ничегошеньки не видел я…
Курт вздохнул — он терпеть не мог работать с такими свидетелями: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю… Хуже баранов.
— Ладно, Каспар, иди. Если вдруг что-то вспомнишь, найди меня и расскажи. Даже если тебе покажется, что это ерунда и ничего не значит. То же относится и к тебе, Лизхен.
Девица серьезно кивнула. Курт вышел из кухни и отправился к себе в комнату — ему требовалось подумать, куда двигаться дальше.
***
Выходя к ужину в обеденный зал, Курт намеревался еще раз поговорить с самим бароном и с его супругой. Ужин прошел почти в таком же молчании, как и завтрак, лишь барон спросил, отчего Курт не появился за обедом. Удовлетворившись ответом про занятость расследованием, барон кивнул и более к разговору не возвращался. Баронесса и вовсе напоминала больше тень, чем живого человека. В конце ужина Курт сообщил Георгу фон Роху, что хотел бы осмотреть комнату его брата Ульриха и просит барона присоединиться.
Фон Роху, очевидно, это удовольствия не сулило, но он последовал за Куртом в покои брата. Комната оказалась уже прибрана, во всяком случае, Курт не заметил нигде следов крови, коих должно было остаться немало. Он прошелся по комнате, приглядываясь к вещам, попросил барона показать, как именно лежало тело брата, когда он его нашел, тщательно осмотрел это место, не особенно надеясь на что-либо, после того как здесь побывали слуги с уборкой, а потом вновь обратился к барону:
— Скажите, господин барон, я слышал, что ваш младший брат собирался жениться весной?
— Хм… — барон замялся. — Он собирался только делать предложение одной девице, и если бы она ответила согласием, то, вероятно, и женился бы…
— У вашего брата была любовница, девица по имени Лизхен, помощница кухарки. Это ведь вам известно?
— Разумеется. Я говорил Михаэлю, что он должен избавиться от нее.
— Избавиться? Что вы имеете в виду?
— Да сплавил бы ее в деревню подальше и навещал бы изредка, если уж так приспичит.
— Как думаете, мог ваш брат сказать этой девице, что женится и что ей придется покинуть его постель?
— Понятия не имею, майстер инквизитор. Если он и рассказал ей, то меня в известность не поставил. Думаете, она узнала и…
— Такое было бы вероятно, но у девушки есть твердое alibi на момент смерти вашего брата. Если она и сделала это, то чужими руками, но и то еще нужно доказать.
— Разве не достаточно просто спросить ее хорошенько, а майстер инквизитор? — барон щелкнул костяшками пальцев. — Глубокий подвал в моем доме найдется, а вы, верно, умеете спрашивать? Хотя премудрости тут много не надо…
— Primo, я не желал бы прибегать к такому допросу, ибо у нас нет пока никаких улик против этой девицы; secundo, так спрашивать тоже нужно уметь. И tertio, если мотив для убийства одного вашего брата у этой девицы мог найтись, то как же быть со вторым? Или она была и любовницей Ульриха тоже?
— Нет, Ульрих на такую и не взглянул бы. Он предпочитал крепких, здоровых, кровь с молоком баб, а не немочь вроде этой девки… и моей жены.
— Ergo, она имела любовную связь только с Михаэлем… вопрос о мотиве для второго убийства остается открытым. И пока я не найду более веских доказательств вины этой девицы, если они имеются, конечно, никакого особого допроса не будет, господин барон.
Барон хмурился, но молчал. Очевидно, щепетильности нынешних служителей инквизиции он не разделял и без колебаний отправил бы на пытку любого, кого заподозрил в смерти братьев. Ах да, капитан Хаген ведь говорил, кажется, что девицу Лизхен даже высекли…
— У меня есть еще вопрос, господин барон, — они уже покинули комнату убиенного Ульриха фон Роха и теперь стояли в коридоре замка. — Я ведь не ошибусь, предположив, что ваши покои где-то недалеко?
Георг фон Рох кивнул.
— Верно. В этом же коридоре, только дальше.
— А покои Михаэля?
— Тоже здесь, вон та дверь. Желаете осмотреть?
— Пожалуй, желаю… — не то чтобы Курт надеялся что-то найти в покоях, чей хозяин умер полгода назад, но чем бес не шутит. Барон толкнул тяжелую дверь, и они вошли. Даже по запаху стало мгновенно понятно, что здесь уже никто не живет, да и слуги, видимо, сюда не заглядывают — пахло пылью и немного сыростью. Очевидно, со дня смерти Михаэля фон Роха в его покоях не разжигали жаровен, раз обогреваться было некому. Курт, исполняя долг следователя, внимательно осмотрел комнату, но ничего так и не нашел.
— Вернемся к моему вопросу, господин барон. В ту ночь, когда умер ваш второй брат, вы не слышали ничего подозрительного? Ваши покои не так уж далеко друг от друга, и я думаю, что вы должны были слышать крики даже несмотря на толщину замковых стен… Он ведь кричал, не мог не кричать, потому что, похоже, испытывал адскую боль.
— Нет, майстер Гессе… — задумчиво проговорил барон фон Рох, — криков я точно не слышал. Вообще-то я крепко сплю, но от криков проснулся бы…
— Кто еще обитает поблизости от комнат Ульриха?
— Здесь жили только мы втроем да еще мой сын вместе со мной, комнаты моей супруги находятся выше. Но если бы кто-то что-то услышал, мне бы непременно доложили.
— Как интересно, — Курт передернул плечами. — Человек умер в полном народу замке, и никто ничего не знает… Этого не может быть. Свидетель должен быть, я уверен, просто я его еще не нашел. А раз он молчит и не желает быть найденным, значит, либо сам причастен, либо… либо его что-то испугало. Барон, завтра мне потребуется опросить всю замковую челядь. Вы или ваш кастелян — я кстати его еще не видел — можете назвать мне имена тех, кто ночует здесь, в башне?
— Об этом спросите у Хагена, он следит за порядком в замке и знает всех наперечет.
— Вашу супругу мне также потребуется опросить.
Барон пожал плечами:
— Пожалуйста, майстер Гессе, если вдруг узнаете, что она ведьма, можете не спрашивать разрешения на костер.
Курт едва не присвистнул: какое, однако, расположение испытывает господин барон к собственной супруге! Значит, женился или ради приданого, или ради наследника… Кстати о последнем — а ведь мальчишка вполне может быть мотивом для убийства. Если у супруги барона возникли опасения за жизнь сына или она просто не желала видеть конкурентов будущего барона фон Роха, могла и постараться. Кто заподозрит тихую, практически бессловесную женщину, тень своего грозного мужа? Поговорить с баронессой непременно нужно, и это было первым, что Курт намеревался сделать с утра. Потом, в постели, ему пришла мысль задать пару вопросов и самому баронскому отпрыску — мальчишка, коего майстер Гессе имел счастье видеть за столом, скорее был похож на мать и внешне, и характером. Надежды немного, но все же дети часто бывают наблюдательнее взрослых, в этом Курту уже не раз приходилось убеждаться, и кто знает, что мог подметить или услышать этот мальчик, почти такой же невидимый для окружающих, как и его мать.
Утро внесло в планы майстера инквизитора свои коррективы: спустившись во двор, чтобы немного размяться, он увидел капитана Хагена, дающего уроки владения мечом юному Альберту фон Роху. Мальчишка то и дело пропускал удары, не успевал уворачиваться и вообще учеником казался никудышным. Курт понаблюдал немного за боем и подошел поближе, когда Хаген заметил его.
— Я бы хотел задать пару вопросов сыну барона, капитан.
— Если барон позволил… — буркнул тот и отошел на пару шагов.
— Здравствуй, Альберт, — Курт некстати вспомнил, что одного баронского сына по имени Альберт он знавал когда-то и даже пытался спасти. Но не спас. Хотелось бы надеяться, что этого спасать нужны не возникнет. — Меня зовут Курт Гессе, я следователь инквизиции и расследую гибель братьев твоего отца.
— Я знаю кто вы, майстер Гессе, отец говорил мне, — голос юного барона был тихим, но не робким.
— Тогда ты должен понимать, что моя служба велит мне задавать вопросы всем, кто живет в этом замке и мог что-то видеть. Твой отец сказал, что ты живешь с ним?
— Да, майстер Гессе, я живу в покоях отца, но он говорил мне, что скоро я займу покои дяди Михаэля.
— Ты помнишь ту ночь, когда погиб твой дядя Ульрих?
— Да, майстер Гессе.
— Когда ты лег спать в ту ночь?
— Отец отправил меня в постель вскоре после ужина, но я испросил разрешения почитать книгу и потому заснул не сразу.
— А твой отец?
— Он выпил вина и тоже скоро лег. И заснул раньше меня, потому что я хорошо слышал, как он захрапел.
— А еще что-нибудь ты слышал? Может, среди ночи тебя что-то разбудило?
— Ну… — мальчик смутился. — Ночью мне надо было… воспользоваться горшком, и я вставал ненадолго, но из комнаты не отлучался.
— И?
— Все было тихо, майстер Гессе.
— Ты уверен?
Мальчик задумался. Курт молча ждал.
— Я не уверен. Когда я ложился в постель снова, мне показалось, что я слышал скрип. Но это могли скрипеть ставни или…
— Или дверь, когда ее открывают?
— Не знаю, майстер Гессе. Может, и дверь…
— Ты говорил об этом отцу?
— Нет, — юный Альберт помотал головой. — Он бы сказал, что я все выдумал…
— А ты не выдумал?
— Нет, что-то правда вроде как скрипнуло… но я не знаю, что это было.
Отпустив мальчика, Курт задумался. Как проверить его слова, если больше никто ничего не слышал? Жаль, барон собак держит не в замке, а на псарне, уж они бы точно подняли лай, если бы кто-то был рядом с хозяйскими покоями среди ночи.
Поднявшись в комнаты баронессы, Курт обнаружил ее в компании служанки и еще одной женщины, оказавшейся золотошвейкой. Задавая свои вопросы, Курт уже понимал, что ничего полезного от госпожи Вильгельмины Августы не услышит, потому что она оказалась из той же категории свидетелей, что и кухонный мальчишка Каспар: не знаю, не видела, не интересовалась… С убиенными близких отношений не имела, они к жене брата особого уважения не испытывали, считая пустым местом, а барон не спешил вставать на защиту жены, скорее одобряя презрительное равнодушие братьев к своей супруге, нежели порицая их за это. Возможно, за такое отношение иная и могла бы поквитаться с обидчиками вплоть до смертоубийства, но госпожа Вильгельмина, казалось, не только мирилась с таким положением в семье мужа, но и считала его в какой-то мере оправданным.
От баронессы Курт вышел в самом скверном расположении духа. Снова пустышка. Неужели и правда придется устраивать девице Лизхен допрос с пристрастием? У нее есть хоть какой-то мотив хотя бы для одного убийства и…
— Майстер Гессе! — прервал его мысли женский голос. Обернувшись, Курт увидел, что его догоняет золотошвейка. Как ее? Эрма? Да, Эрма Шульц. — Я хотела… ох, и быстры же вы ходить!.. хотела сказать, чтобы вы не думали плохо о госпоже. Я живу тут, в замке, пятый год и вижу, как ей несладко… и как она боится, майстер Гессе, боится за себя и за сына. Альберт не в отцовскую родню удался, и этим бедную госпожу и муж ее, и братья его покойные едва не каждый божий день попрекали. Не знаю уж, кто над ними такое злодейство учинил, а только это точно не моя госпожа. При ней не стала вам сказывать, а только я кое-что слышала…
Курт навострил уши — неужели наконец-то свидетель?
— Про господина Михаэля мне сказать нечего, а вот про господина Ульриха… Моя комнатка, где я живу и где шью, аккурат над его покоями будет. И в ту ночь я спать долго не ложилась, госпоже пояс вышивала, хотела к утру закончить, порадовать ее, бедняжку. А окно-то у меня открыто было, ночь-то была хорошая, без дождя… Ну и я слышала…
— Что? — нетерпеливо перебил свидетельницу Курт, пока она не пустилась в досужие рассуждения, — что ты слышала?
— Вроде господин Ульрих с кем-то говорил. Слов-то я не разобрала, просто слышала голос. Вернее, два голоса. Один-то точно господин Ульрих был, а вот второй... — золотошвейка замолчала.
— Кто был второй? Ты узнала его?
Спустя мгновение она медленно кивнула. У Курта засвербело под лопаткой — кажется, он догадался о личности этого второго.
— Я ведь могла ошибиться, правда? — шепотом спросила женщина. — Ведь я же своими глазами не видела, а голос… ну, вдруг обманулась, обозналась? Ведь не мог же он собственного брата…
Курт мысленно выругался. Конечно, такие показания оспорить было — раз плюнуть, мало ли о чем барон мог зайти поговорить с братом, но почему он сам тогда умолчал об этом?
— Что было после?
— Ничего, майстер Гессе, то есть, они тихо говорить стали, а я подумала, что не след господские разговоры подслушивать, даже так, да ставни закрыла.
— И ничего более не слыхала?
— Ничего.
Отправив женщину восвояси, Курт задумался. Идти к барону и обвинить его в лжесвидетельстве, а там и, кто знает, в убийстве pro minimum одного брата? Но прямых доказательств по-прежнему нет, и глупо было бы предполагать, что если убийца действительно сам барон, он тут же сознается и отдаст себя в руки правосудия. Но если он убийца — зачем ему понадобилось вызывать инквизицию? Отвести от себя возможные подозрения? Проклятье, как все запутано.
Барона Курт нашел в оружейной.
— Господин барон, я только что узнал один прелюбопытный факт: некий свидетель утверждает, что последним с вашим братом Ульрихом в ночь его смерти виделись вы. Вы заходили к нему в комнаты и говорили.
— Что за вздор вы несете, господин инквизитор! — ноздри барона гневно раздулись. — Я заходил к Ульриху? Да зачем бы?
— Мой свидетель утверждает, что слышал ваши с братом голоса.
— Ваш свидетель лжет! Либо он сумасшедший! Я никуда не отлучался из своих покоев после ужина, можете спросить об этом моего сына, он был рядом со мной.
— Вы могли подождать, пока ваш сын заснет, и выйти.
— На что это вы намекаете, а господин лучший следователь? — барон склонил голову и грозно двинулся навстречу Курту.
— Пока я всего лишь хотел узнать, подтверждаете ли вы слова свидетеля о том, что были в ту ночь в комнате брата, но вижу, что не подтверждаете.
— Кто этот ваш свидетель, я ему быстро вправлю мозги!
— Сожалею, господин барон, но имя его я не стану называть… ради его безопасности. Держите себя в руках, иначе мне придется заключить вас под стражу.
— Что? — расхохотался Георг фон Рох. — Ты? Меня? Под стражу? В моем замке?
— Поверьте, у меня хватит для этого полномочий, — холодно процедил Курт. — И мои действия будут оправданы. Если вы утверждаете, что показания моего свидетеля лживы, дайте мне возможность самому в этом разобраться. Ваше рвение может вам лишь навредить.
Фон Рох с трудом сдерживал ярость, сверля ненавидящим взглядом наглого инквизиторишку.
— Я даю вам два дня, майстер Гессе. Два дня, чтобы вы, с вашим хваленым умом, разобрались во всей этой чертовщине. Если до послезавтра вы не найдете убийцу, настоящего убийцу! — вы вылетите отсюда с треском, а я уж постараюсь ославить вас на всю Империю как бездельника и шарлатана!
— Я найду, не беспокойтесь, — сквозь сжатые зубы проговорил Курт. — Только не обессудьте, если вдруг выяснится — и доказательства найдутся, что убийца — вы сами.
Не дожидаясь, пока барон обрушит на него очередной приступ своего гнева, Курт вышел из оружейной и машинально зашагал вперед, не особенно задумываясь, куда несут его ноги. Внутри все кипело. Проклятье, неужели та женщина солгала? Или впрямь обозналась? Пожалуй, необходимо поговорить с ней еще раз.
Окончание в комментах
@темы: Конгрегация, фанфикшен, ЗФБ