Не знаю, что случится с нами дальше, но вас от церкви точно отлучат!
В Книжной рулетке мне досталась книжка Георгия Зотова "Сказочник". Раньше я этого автора не читала, поэтому, возможно, моя рецензия будет в чем-то однобокой.
Книга не стала для меня откровением. Сюжет, увы, не оригинален (хотя, как говорил один библиотекарь, историй всего четыре, но тем не менее...), как и образ Смерти, персонифицированный и помещенный в мир людей. Смерти, презирающей человечество в целом, но вполне способной испытывать сострадание к единичным его представителям (Илья, Клара, Садако). Смерти, впадающей в уныние и отчаяние при виде того, как бездумно и с каким энтузиазмом это самое человечество губит себя - курит, пьет, ест нездоровую пищу, убивает друг друга - хотя, казалось бы, как раз наоборот должно быть - Смерть-Танатос должен по должности радоваться каждой новой смерти. Но такой вот он парадоксальный. Родная сестричка Война-Полемос обеспечивает его работой ежеминутно, а все, о чем мечтает Танатос - это чтобы работы стало поменьше (это ли не человеческое, слишком человеческое?).
Помимо Войны у Танатоса есть еще два брата - Никео, вечно больной, в язвах, и Лимос, выглядящий как жертва Освенцима. Родословная этих четверых узнается если не сразу, то достаточно быстро, еще до того, как автор называет их своими именами: Всадники Апокалипсиса - Голод, Мор, Война и Смерть. Наиболее детально в романе выписаны Смерть (естественно) и Война. Все четверо были присланы на землю в незапамятные времена неким Мастером, и с тех пор исправно выполняют свою работу, без перерыва на обед, зарплаты и выходных. Они не боги, хотя некоторым из них поклонялись как богам. Но за то время, пока они существуют рядом с людьми, сами приобрели с ними некоторые общие черты. Смерть неоднократно упоминает, что никому из четверых не дано чувствовать в полную силу - они могут испытать лишь слабые отголоски чувств. Мне кажется, здесь автор - намеренно или нет - совмещает понятия чувств как эмоций и чувств как физических ощущений (вкуса, наслаждения от физического контакта и др.) Эмоции-то, пусть в ограниченном спектре, как раз доступны - досада, злость, зависть, страх, жалость, вина. Как раз последнее и толкает сурового человеконенавистника Танатоса на поступок, который станет отправной точкой к развитию сюжета - посещение смертельно больного мальчика, ожидающего конца в онкологическом центре на Выборгской (ах, да, часть действия книги происходит в Питере - это в плюс)) ). Навещая мальчика раз за разом, Смерть привязывается к нему, тем более что мальчик каким-то непостижимым образом способен видеть Смерть и говорить с ним. Смерть рассказывает ему сказки - об игрушечном императоре (личность которого опознается с первых же слов), о женщине, когда-то умолявшей его пощадить ее новорожденного сына (личность которого уже не так легко угадать), о себе и своей работе. Столь явная привязанность к человеческому ребенку не может не тревожить демонических родственников Смерти, да и его скептицизм по отношению к собственному создателю, граничащий с полным неуважением, настораживает их. Они говорят о наказании, которое, по закону жанра, и наступает. Богом из машины в повествовании возникает таинственный Мастер - раздает всем на орехи, устраивает испытание для Смерти - опять же все по закону жанра. По этому же закону Смерть, вынужденный подчиниться, НЕ подчиняется и, естественно, выигрывает. Я задала себе вопрос - а для чего нужна была эта фигура? Мастер? Ну, кроме того, что раз уж его имя прозвучало в начале романа, то в конце, он, как любое приличное ружье, должен был выстрелить. А кого он этим выстрелом, фигурально выражаясь, убил? Минуя все философско-теологические откровения героев и автора (чтобы читателям интрига все таки осталась), скажу, что ответила на свой вопрос вот как: Мастер - это тот элемент сюжета, который сводит воедино внутренний и внешний конфликты главного персонажа - Смерти. Он - катализатор и способ разрешения этих конфликтов.
Буквально пару слов добавлю еще о языке романа: меня немного задевала его нарочитая местами уплощенность. Особенно, когда автору (рассказчику) требовалось разговаривать с героями (и зачем-то читателями) на языке улицы. Такая языковая неровность иногда напрягала.
Подытоживая, скажу, что прочитала книгу с интересом, но, см. выше, это не откровение для меня. Возможно, потому, что апокалиптика - не мой жанр, я ее не читаю. И "Сказочника" тоже без "рулетки", несомненно, не прочитала бы. Так что спасибо)))
Книга не стала для меня откровением. Сюжет, увы, не оригинален (хотя, как говорил один библиотекарь, историй всего четыре, но тем не менее...), как и образ Смерти, персонифицированный и помещенный в мир людей. Смерти, презирающей человечество в целом, но вполне способной испытывать сострадание к единичным его представителям (Илья, Клара, Садако). Смерти, впадающей в уныние и отчаяние при виде того, как бездумно и с каким энтузиазмом это самое человечество губит себя - курит, пьет, ест нездоровую пищу, убивает друг друга - хотя, казалось бы, как раз наоборот должно быть - Смерть-Танатос должен по должности радоваться каждой новой смерти. Но такой вот он парадоксальный. Родная сестричка Война-Полемос обеспечивает его работой ежеминутно, а все, о чем мечтает Танатос - это чтобы работы стало поменьше (это ли не человеческое, слишком человеческое?).
Помимо Войны у Танатоса есть еще два брата - Никео, вечно больной, в язвах, и Лимос, выглядящий как жертва Освенцима. Родословная этих четверых узнается если не сразу, то достаточно быстро, еще до того, как автор называет их своими именами: Всадники Апокалипсиса - Голод, Мор, Война и Смерть. Наиболее детально в романе выписаны Смерть (естественно) и Война. Все четверо были присланы на землю в незапамятные времена неким Мастером, и с тех пор исправно выполняют свою работу, без перерыва на обед, зарплаты и выходных. Они не боги, хотя некоторым из них поклонялись как богам. Но за то время, пока они существуют рядом с людьми, сами приобрели с ними некоторые общие черты. Смерть неоднократно упоминает, что никому из четверых не дано чувствовать в полную силу - они могут испытать лишь слабые отголоски чувств. Мне кажется, здесь автор - намеренно или нет - совмещает понятия чувств как эмоций и чувств как физических ощущений (вкуса, наслаждения от физического контакта и др.) Эмоции-то, пусть в ограниченном спектре, как раз доступны - досада, злость, зависть, страх, жалость, вина. Как раз последнее и толкает сурового человеконенавистника Танатоса на поступок, который станет отправной точкой к развитию сюжета - посещение смертельно больного мальчика, ожидающего конца в онкологическом центре на Выборгской (ах, да, часть действия книги происходит в Питере - это в плюс)) ). Навещая мальчика раз за разом, Смерть привязывается к нему, тем более что мальчик каким-то непостижимым образом способен видеть Смерть и говорить с ним. Смерть рассказывает ему сказки - об игрушечном императоре (личность которого опознается с первых же слов), о женщине, когда-то умолявшей его пощадить ее новорожденного сына (личность которого уже не так легко угадать), о себе и своей работе. Столь явная привязанность к человеческому ребенку не может не тревожить демонических родственников Смерти, да и его скептицизм по отношению к собственному создателю, граничащий с полным неуважением, настораживает их. Они говорят о наказании, которое, по закону жанра, и наступает. Богом из машины в повествовании возникает таинственный Мастер - раздает всем на орехи, устраивает испытание для Смерти - опять же все по закону жанра. По этому же закону Смерть, вынужденный подчиниться, НЕ подчиняется и, естественно, выигрывает. Я задала себе вопрос - а для чего нужна была эта фигура? Мастер? Ну, кроме того, что раз уж его имя прозвучало в начале романа, то в конце, он, как любое приличное ружье, должен был выстрелить. А кого он этим выстрелом, фигурально выражаясь, убил? Минуя все философско-теологические откровения героев и автора (чтобы читателям интрига все таки осталась), скажу, что ответила на свой вопрос вот как: Мастер - это тот элемент сюжета, который сводит воедино внутренний и внешний конфликты главного персонажа - Смерти. Он - катализатор и способ разрешения этих конфликтов.
Буквально пару слов добавлю еще о языке романа: меня немного задевала его нарочитая местами уплощенность. Особенно, когда автору (рассказчику) требовалось разговаривать с героями (и зачем-то читателями) на языке улицы. Такая языковая неровность иногда напрягала.
Подытоживая, скажу, что прочитала книгу с интересом, но, см. выше, это не откровение для меня. Возможно, потому, что апокалиптика - не мой жанр, я ее не читаю. И "Сказочника" тоже без "рулетки", несомненно, не прочитала бы. Так что спасибо)))
-
-
12.11.2013 в 00:13"Книжная рулетка" действительно оказалась для многих весьма весомым поводом прочитать книгу не самого любимого жанра.
-
-
12.11.2013 в 00:24